Бомба

22 июня 1941 года Советскому Союзу стало на время не до ядерных исследований. С начала войны работы в области атомного ядра как не связанные с непосредственными нуждами фронта и реально дорогостоящие были почти полностью остановлены.

Академию наук эвакуировали одной из первых. В Казань из Москвы и Ленинграда прибыли 93 академика и члена-корреспондента Академии наук, 1650 научных сотрудников и технических служащих из 33 академических учреждений, с семьями – около пяти тысяч человек. Президиум Академии наук начал работать в Казани уже в августе. Когда немцы прорвутся к Сталинграду, Президиум эвакуируют еще дальше на восток – в Свердловск.

ЛФТИ оказался в помещение Этнографического музея Казанского университета, где сконцентрировались могучие научные силы – Иоффе, Капица, Курчатов, Александров, Зельдович, Харитон, Хлопин, Флёров. Но до поры работы по основному – ядерному – профилю у них не было.

Многие сотрудники и ученики Курчатова были мобилизованы на фронт, ушли добровольцами в ополчение, да и сам он рвался на передовую. Но ему было поручено ответственное дело: вместе с Александровым и Тучкевичем работали над обеспечением защиты кораблей от магнитных мин, участвовали в установке и испытаниях аппаратуры на кораблях в боевых условиях. За это все трое в 1942 году были удостоены Сталинской премии I степени. Затем Курчатов возглавил «броневую» лабораторию ЛФТИ, чьи разработки позволили улучшить качество брони танков, выпускавшихся на заводах Магнитогорска, Горького и Свердловска.

Советский Союз в тот момент в ядерной сфере сильно отставал от других великих держав.

К счастью для нас и всего человечества, забуксовала германская программа.



Немецкий ядерный проект сразу пошел не так. Первой неудачей стало то, что смонтированная в Леверкузене установка для разделения изотопов урана по методу Клузиуса-Диккеля не заработала. В начале 1941 года учёные вынуждены были признать, что разделение изотопов этим методом невозможно. Год был потерян.

Немецкие физики разработали несколько способов обогащения урана. Наиболее перспективным считался «инерционный способ» — то есть разделение изотопов с помощью специальной центрифуги. Проект не был реализован по той причине, считают исследователи, что доктору Гроту, занимавшемуся созданием центрифуги, не хватило финансов и терпения. Близок к успеху был и барон фон Арденне, в лаборатории которого создавался «электромагнитный сепаратор», но и тот не заработал.

В серии опытов, проведённых в августе-сентябре 1941 года в Лейпциге, Гейзенберг, фон Вайцзеккер и Дёпель добились размножения нейтронов, что доказывало протекание в массе урана цепной реакции, но реакция не была самоподдерживаемой.

К февралю 1942 года в Лейпцигском институте был построен первый немецкий опытный реактор, разработанный Гейзенбергом и Дёпелем. «Урановая машина» состояла из двух алюминиевых полусфер с помещенными внутри 572 килограммами урана в виде порошка и 140 килограммами тяжёлой воды. Внутри сферы с урановой начинкой был помещен нейтронный инициатор в виде радий-бериллиевого первичного источника нейтронов. Дёпель послал сообщение в отдел вооружений вермахта, что реактор работает.

Однако вскоре «урановая машина» по малопонятной причине взорвалась. Существует предположение, что реактор всё же вышел на критическую точку, и его взрыв последовал именно из-за начавшегося роста температуры внутри реактора и последующего разрушения оболочки активной зоны.

Окажется, что Гейзенбергом и его сотрудниками были допущены ошибки в теоретических расчетах. Кроме того, как считают специалисты, немцы не смогли осуществить самоподдерживающуюся ядерную реакцию потому, что в Германии не оказалось необходимого количества тяжёлой воды как замедлителя нейтронов, тогда как более доступный графит не использовали из-за так называемой «ошибки Боте». Профессор Вальтер Боте забраковал графит в качестве замедлителя, как выяснится, из-за того, что исследованный им графит был недостаточно очищенным, а руководители проекта не озаботились исследованием способов получения более чистого графита.

Биограф Гитлера Марлис Штайнер скупо пишет: «Производство атомной бомбы так и осталось на бумаге, потому что в конце февраля 1942 года Отдел вооружений армии пришел к выводу, что в силу существующих технологических условий его нельзя было закончить вовремя (специалисты полагали, что на эту работу уйдет один-два года)». Это не совсем так.

Еще в начале лета 1942 года Геббельс писал в дневнике: «Исследования в области атомного оружия достигли той точки, когда результаты уже могут быть использованы. Грандиозные размеры разрушений могут быть осуществлены минимальными усилиями… Современная техника дает в руки человеческих существ невероятные средства разрушения. Германская наука находится в авангарде исследований в этой области. Важно, что мы находимся впереди всех, ибо тот, кто осуществит революционный прорыв в научных изысканиях, имеет наибольшие шансы добиться победы».

6 мая 1942 года Шпеер поставил перед фюрером вопрос о судьбе атомного проекта и предложил назначить Геринга главой имперского исследовательского совета, чтобы придать делу необходимую серьезность. Гитлер, будучи в тот момент уверенным в победоносном окончании войны, склонялся к тому, чтобы закрыть проекты, касающиеся новых видов оружия, за исключением тех, которые будут готовы к полевым испытаниям в течение шести недель.

Во многом решающим днем стало 6 (4?) июня 1942 года, когда Гейзенберг встречался со Шпеером. Нобелевский лауреат утверждал, что Германия определенно имеет необходимые знания и возможности для создания атомного оружия.

Но впереди предстояло решение сложных технических проблем: нахождение критической массы, исследование цепной реакции – огромные дорогостоящие эксперименты. Решение этих проблем займет не менее двух лет, если все пожелания учёных будут выполняться. Шпеер пришел к выводу, что работы следует продолжать, но учитывать ограниченность германских ресурсов. По итогам совещания выделялись дополнительные денежные средства, фонды на дефицитные материалы, утверждались сроки строительства подземного помещения для атомного реактора в Берлине, производства металлического урана и изготовления оборудования для разделения изотопов.

Гитлеру вопрос был доложен 23 июня. Фюрер не пришел тогда к окончательному решению. Он показал свою заинтересованность, но не был уверен в достижимости цели. Его страшил временной фактор. Шпееру было приказано сконцентрировать исследования на создании уранового мотора для танков или подводных лодок. После этого Гитлер потерял большой интерес к проблеме.

В феврале 1943 года британско-норвежский спецназ уничтожил завод по производству тяжелой воды в Норвегии. Это совпало с возросшим скепсисом в высшем нацистском руководстве в отношении ядерной энергии. В марте Управление вооружений отказалось от курирования «Уранового проекта», его передали в ведение гражданского имперского исследовательского совета.

Ну а Черчилль с удовлетворением заметит: «Не немцы нашли путь. В действительности они пошли по ложному следу и фактически отказались от попыток создать атомную бомбу, отдав предпочтение ракетам и беспилотным самолетам в тот самый момент, когда президент Рузвельт и я принимали решения и заключали памятные соглашения о массовом производстве атомных бомб».

Не заладился ядерный проект и в Японии, которая с 1942 года тоже приступила к ядерным исследованиям на базе наиболее значительной научно-исследовательской организации страны – Института Рикен. Японская программа не продвинулась дальше начальной стадии.

Англо-американцы шли к созданию бомбы более стремительными темпами.



«Мод» - так назывался возглавляемый Джорджем Томсоном британский комитет ученых, который с апреля 1940 года изучал возможности создания «урановой бомбы». 15 июля Комитет подготовил весьма оптимистический доклад, доказывая возможность создать бомбу за два года. Черчилль в мемуарах свидетельствовал так: «Был достигнут такой прогресс, что к лету 1941 года комитет сэра Джорджа Томсона имел возможность сообщить, что, по его мнению, имеется основание предполагать, что атомная бомба может быть изготовлена до окончания войны. В конце августа 1941 года лорд Черуэлл, на которого была возложена обязанность информировать меня обо всех этих и других технических усовершенствованиях, сообщил о достижении существенного прогресса. Общую ответственность за научно-исследовательские работы, выполняемые под руководством различных технических комитетов, нес сэр Джон Андерсон, занимавший тогда пост лорда — председателя совета.

В этих обстоятельствах (учитывая также действие обычных взрывчатых веществ большой силы, которых за последнее время было достаточно) я передал этот вопрос 30 августа 1941 года комитету начальников штабов.

Начальники штабов рекомендовали немедленно принять меры, признав за ними максимальную первоочередность. Поэтому мы создали в департаменте научных и промышленных исследований специальный отдел для руководства работой. «Импириэл кэмикл индастрис» согласился освободить У.А. Акерса, чтобы он мог взять на себя руководство этим директоратом, который мы называли ради сохранения тайны «Директорат Тьюб-Эллойс». После того, как сэр Джон Андерсон перестал быть лордом — председателем совета и стал министром финансов, я попросил его продолжать наблюдение за этой работой, для чего он обладал особыми данными. Для того, чтобы он мог давать консультации, под его председательством был создан консультативный совет».

25 сентября кабинет Черчилля принял основные направления атомной программы, к реализации которой было решено привлечь ведущие университеты и крупнейшие индустриальные концерны.

Доклад группы «Мод» был передан американцам. Профессор Вэнивар Буш, оценивая документ в докладе Рузвельту 16 июля 1941 года, не разделял оптимистических прогнозов англичан. В то же время он сообщил президенту, что «многое в этом направлении сделано в континентальной Европе… и если такое взрывчатое вещество будет создано, оно окажется в тысячи раз мощнее всех существующих взрывчатых веществ». Рузвельт заключил для себя, что если английские физики делают такие выводы, то от более мощной германской физики можно ждать еще большего, а потому темпы работ над атомным проектом надо ускорить.

9 октября 1941 года, когда немцы начали наступление на Москву, Рузвельт провел совещание с вице-президентом Уоллесом и Бушем, результатом которого стало создание Департамента научных исследований и разработок под руководством Буша, одной из основных функций которого стало «давать советы президенту относительно политики в области изучения ядерной реакции». В новый орган вошли президент Гарвардского университета Джеймс Брайант Конант, военный министр Генри Льюис Стимсон и начальник штаба американской армии генерал Джордж Маршалл. «Связным» между образованным в рамках Департамента комитетом S-1 и президентом стал Уоллес.

На совещании обсуждался, как ни удивительно, и вопрос о роли ядерного оружия в послевоенном мире. Рузвельт сказал, что единственная страна, с которой он может поделиться секретом, - Англия. Большинство участников совещания высказались за совместные исследования.

Результатом стало послание от президента британскому премьер-министру от 11 октября: «Желательно, чтобы мы в ближайшее время обменялись письмами или переговорили по вопросу, изучаемому вашим комитетом "Мод" и нашей организацией д-ра Буша, чтобы можно было скоординировать усилия при разрешении крупных проблем или даже объединить их. Для обозначения этой проблемы предлагаю именовать ее "Мейсон".

Я посылаю это письмо с г-ном Ховдом, руководителем лондонского отделения нашей научной организации, так как он может при необходимости дать более подробные разъяснения по этой проблеме или ответить на Ваши вопросы относительно организационных форм, в которых в настоящее время эта проблема разрабатывается в США».

Фредерик Л. Ховд возглавлял в Лондоне миссию департамента Буша. Хотя Черчилль не выразил «готовности к сотрудничеству» до декабря, он дал разрешение Ховду обсудить эти вопросы как с министром внутренних дел сэром Джоном Андерсоном, так и с помощником премьера по научным вопросам лордом Черуэллом.

Сам Черчилль писал: «11 октября 1941 года президент Рузвельт послал мне письмо с предложением о том, чтобы наши усилия проводились совместно. В соответствии с этим все английские и американские работы в этой области были объединены, и ряд занимающихся ею английских ученых направился в Соединенные Штаты».

После очередного доклада Буша президент пообещал, что если в течение шести месяцев перспективы станут определенными, он подключит к делу всю мощь, все технологические и индустриальные ресурсы Америки. Исследования велись в Колумбийском, Виргинском. Чикагском, Калифорнийском университетах, в лабораториях корпорации «Стандард ойл», в других научных центрах. Еще не имея твердых доказательств осуществимости атомного проекта, Рузвельт бросил на это дело десятки миллионов долларов.

Видя слабость Британии и ее империи, Черчилль согласился на главенство американцев в атомном проекте. Он писал: «К лету 1942 года выполнение этой расширенной программы научно-исследовательских работ при наличии более надежной и более широкой базы подтвердило те многообещающие предсказания, которые были сделаны за год до этого. Наступило время принять решение, следует ли приступить к строительству крупных производственных предприятий…

Мы достигли этого этапа, когда я встретился с президентом в Гайд-парке. Со мною были все документы, однако обсуждение было отложено до следующего дня, 20 июня, поскольку президент нуждался в дополнительной информации из Вашингтона.

Я рассказал президенту в общих чертах о достигнутых нами больших успехах и сказал ему, что наши ученые теперь окончательно убеждены в том, что результаты могут быть достигнуты до окончания нынешней войны. Он сказал, что его люди также успешно работают над этим, но ни один из них не может сказать, получится ли из этого что-нибудь практическое, до тех пор, пока не будут проведены широкие испытания. Мы оба остро сознавали, с какими опасностями связано бездействие. Мы знали, какие усилия прилагают немцы для получения запасов «тяжелой воды» — мрачный термин, жуткий, противоестественный, который начал проникать в наши секретные бумаги. Что, если враг будет иметь атомную бомбу прежде нас?!

Как бы скептически ни относиться к утверждениям ученых, по поводу которых сами ученые сильно спорили между собой и которые были выражены на языке, непонятном для непосвященного, мы не могли пойти на смертельный риск быть превзойденными в этой ужасной области. Я настойчиво требовал, чтобы мы немедленно объединили всю нашу информацию, работали совместно на равных правах и поровну делили между собой результаты, если таковые будут получены. Затем возник вопрос о том, где должно быть создано исследовательское предприятие. Мы уже знали, какие громадные расходы будут связаны с этим, и учитывали, какое это вызовет серьезное отвлечение ресурсов и интеллектуальной энергии от других форм военных усилий. Учитывая, что Англия была объектом бомбардировок и постоянной воздушной разведки врага, казалось невозможным построить на острове большие и не бросающиеся в глаза заводы, которые были необходимы. Мы понимали, что мы продвинулись, по крайней мере, столь же далеко, как наш союзник. Конечно, была также возможность построить эти заводы в Канаде, которая сама должна была внести важный вклад путем снабжения ураном, который она активно накапливала.

Трудно было принять решение израсходовать несколько сот миллионов фунтов стерлингов (не столько даже денег, как необходимых для других целей видов драгоценной военной энергии) на проект, успех которого не мог гарантировать ни один ученый по обе стороны Атлантического океана. Тем не менее, если бы американцы не захотели взяться за это дело, мы, несомненно, продолжали бы его своими собственными силами в Канаде или же — если бы канадское правительство проявило колебания — в какой-либо другой части империи.

Однако я был очень рад, когда президент сказал, что, по его мнению, Соединенным Штатам надо будет заняться этим. Поэтому мы совместно приняли это решение и договорились об основах соглашения… Но в то же время я отмечаю, что у меня нет сомнений в том, что именно достижения в Англии и уверенность наших ученых в конечном успехе произвели на президента то впечатление, которое привело его к принятию этого важного и имевшего большие последствия решения».

В июне 1942 года Рузвельт поручил военному министерству полностью взять проект в свои руки. В рамках корпуса армейских офицеров было создано специальное подразделение, которое называли «Дистрикт Манхэттен». С целью централизовать организационные усилия Рузвельт произвел полковника Лесли Гровса в бригадного генерала и назначил главным ответственным за реализацию проекта. С этого времени любые решения в этой области президент реализовывал исключительно через военного министра Стимсона.

Название «Манхэттен» проект получил 13 августа 1942 года. Конант определил, что немцы, возможно, на год опережают англо-американцев, тогда как даже «трехмесячное отставание было бы фатальным». В США работы начались на государственном уровне, и им был придан поистине американский размах.

Первоначальные усилия были предприняты британскими и американскими учеными, которые работали в лабораториях, разбросанных по всей стране. Профессор Роберт Оппенгеймер, выдающийся физик из Университета Калифорнии, создавал ключевой объект американского ядерного проекта в Лос-Аламосе в штате Нью-Мексико. Там разрабатывались конструкция и технология атомной бомбы, лаборатория насчитывала - с обслуживающим персоналом - 45 тысяч человек. Кроме того, под научным руководством Оппенгеймера в атомном проекте участвовали исследовательские институты с многочисленными коллективами и несколькими ускорителями. «Заслуга Оппенгеймера в создании конечной бомбы больше, чем чья-либо еще», - напишет Гарри Трумэн.

Соединенным Штатам в чем-то сильно повезло: «Манхэттенский проект» изначально стал интернациональным. К работам была привлечена большая группа английских физиков, работавших в комитете «Мод» (в числе которых был и талантливый немецкий физик Эмиль Юлиус Клаус Фукс).

Кроме того, в результате войны в Европе на их территории оказалось немало виднейших ученых в области ядерной физики, среди них практически все звезды мировой величины. Мы уже знаем об Эйнштейне, Сцилларде, Теллере. К ним присоединятся Нильс Бор. Когда нацисты вторглись в Данию, он бежал вместе с сыном, добравшись на небольшом суденышке до Швеции. Оттуда его переправили самолетом в Англию, выдали паспорт на имя Николаса Бейкера, а затем отправили в Лос-Аламос, где он присоединился к работе над «Манхэттенским проектом». В Америку из Италии приехал и Энрико Ферми.

Так проект «Манхэттен» объединил усилия не только американцев и англичан, но и немцев, итальянцев, венгров. Был среди них и русский, хорошо знакомый Курчатову физик-ядерщик Георгий Гамов, с 1933 года живший в США. Число привлеченных только научных работников достигло в 1943 году семисот человек.

Среди них было множество всемирно известных ученых, помимо названных: Энрико Ферми, Джеймс Франк, Эрнест Орландо Лоуренс, Гарольд Клейтон Юри, Ханс Альбрехт Бете, Эмилио Джино Сегре, Джеймс Чедвик, Гленн Теодор Сиборг, Ричард Филлипс Фейнман, Оуэн Чемберлен, Юджин Вигнер, Лео Сциллард, Эдвард Теллер, Филип Моррисон, Фредерик Зейц, Эдвард Улер Кондон, Ирвинг Ленгмюр, Харлоу Шепли. Одних только лауреатов Нобелевской премии, занятых в реализации проекта, насчитывалось 12 человек.

А что же Эйнштейн? «Поскольку многие из его коллег-физиков, такие как Вигнер, Сциллард, Оппенгеймер и Теллер, вдруг неожиданно перебрались в малоизвестные маленькие городки, Эйнштейн мог прийти к выводу, что теперь вся работа по созданию бомбы, о которой он говорил раньше, набирает обороты, - пишет биограф ученого. - Но его не пригласили принять участие в Манхэттенском проекте и не известили официально о его начале… Он не был ни физиком-ядерщиком, ни экспертом, работавшим в близкой области… Он считался не очень благонадежным. Хотя Эйнштейн и отошел от своих пацифистских воззрений, он никогда не выражал желания и не пытался принять участие в этом предприятии».

Главная предпосылка американского успеха в создании бомбы – у США было то, чего в тот момент не было больше ни у кого в мире – деньги. Проект «Манхэттен» - до создания атомной бомбы - обошелся в 2 миллиарда долларов, астрономическую по тем временам сумму.

Американская программа – в отличие от английской, германской или советской - осуществлялась в относительно спокойной обстановке. Территория США не подвергалась ни воздушным бомбардировкам, ни ударам с моря, ни вторжению вражеских войск. Все американские заводы, фабрики, транспорт, связь, энергетика, учебные и научные центры стабильно функционировали. Было построено 37 испытательных установок в 11 штатах США и в Канаде. Заказы «Манхэттенского проекта» были размещены в корпорациях «Дюпон», «Дженерал электрик», «Юнайтед карбайд» и множестве других.

Величайший прорыв в ядерном проекте произошел 22 декабря 1942 года: Энрико Ферми впервые в мире осуществил самоподдерживающуюся цепную реакцию деления ядер урана. Сообщение об этом генералу Гровсу звучало так: «Итальянский мореплаватель высадился в Новом Свете. Туземцы настроены дружелюбно». Центр тяжести американских ядерных исследований начинал смещаться с теоретических и лабораторных исследований к опытно-конструкторским работам. С конца 1942-го происходит подлинное ускорение разработки американского проекта.

Рузвельт не были уверен, сможет ли атомное оружие быть использовано в текущей войне. Но он надеялся получить могущественный инструмент воздействия на послевоенный мир. «К 1943 году главной целью работы становится не "обогнать немцев" и даже не сделать атомную бомбу как можно скорее, а использовать новое оружие для послевоенного урегулирования», - писал биограф Рузвельта Анатолий Уткин.

Будущую ядерную дипломатию Рузвельт обсуждал не с коллегами в собственной администрации, а с Черчиллем. В ответ на согласие премьер-министра стать младшим партнером в коалиции Рузвельт на первых порах приобщал англичан к атомным секретам. Но вскоре даже англичане, которые были нужны на начальном этапе, стали восприниматься помехой, нежелательными свидетелями или лишними потенциальными обладателями сверхоружия.

Рузвельт решил резко ограничить сотрудничество с англичанами в атомной сфере, не предоставлять им новых сведений. Некоторые специалисты полагали, что подобные действия замедлят работу над проектом «Манхэттен» примерно на 6 месяцев. Но это считалось приемлемой платой за атомную монополию. Для англичан удар был тем более тяжелым, что они пришли к выводу о нехватке собственных ресурсов.

Черчилль был возмущен, и в мае 1943 года, находясь в Вашингтоне, обсудил ядерную проблему с Рузвельтом тет-а-тет на конференции, названной «Трайдент». Черчилль добился изменения позиции Рузвельта и писал 26 мая сэру Андерсону: «Президент согласился, чтобы обмен информацией по атомному проекту возобновился». Рузвельт согласился, что в великой послевоенной «четверке» две державы будут ядерными – США и их ближайший партнер.

Переговоры по этому вопросу закончились подписанием на встрече Рузвельта с Черчиллем в Квебеке 19 августа секретного соглашения о сотрудничестве в создании ядерного оружия: «1) никогда не использовать атомное оружие друг против друга; 2) не использовать его против третьей стороны без согласия партнера; 3) не сообщать атомных секретов третьей стороне без взаимного согласия; 4) ввиду преобладающего участия США в проекте общую политику в данном вопросе определяет американский президент; 5) в Вашингтоне создается Комитет по объединенной политике, именно в его рамках будет происходить обмен закрытой информацией».

Вскоре американцы вновь продемонстрируют нежелание в полной мере делиться с партнером информацией, оправдывая это необходимостью сохранения секретности. Но соглашение легло в основу так называемого ядерного партнерства, которое с тех пор придает англо-американским отношениям особый характер, существенно отличая их от отношений Вашингтона с любой другой страной.

Соревновались англо-американцы, конечно, не с Советским Союзом: никому в Вашингтоне и Лондоне и в голову не приходило, что напрягающий все силы СССР сможет создать бомбу. Соревновались с Германией, от которой по-прежнему ждали бомбы в обозримом будущем.

Впрочем, Советский Союз с самого начала тоже имели в виду. В США создавалась беспрецедентная система прикрытия атомного проекта, предпринимались необычные даже для военного времени меры безопасности. Генерал Гровс писал: «Через две недели после того, как я взял на себя руководство проектом, у меня навсегда исчезли иллюзии в отношении того, что Россия является нашим другом. И проект осуществляется именно на этой основе». В ходе сенатских слушаний после войны Гровс расскажет, что президент Рузвельт был полностью осведомлен об информационной блокаде главного союзника.

Собственно Рузвельт и был инициатором полной секретности. С весны 1943 года он предельно централизовал руководство проектом «Манхэттен». Даже генерал Маршалл и вице-президент Уоллес отныне имели очень ограниченный доступ к ядерной информации. Кроме Стимсона прямой контакт с президентом по этому вопросу имели Гровс, Буш и Конант. Эти трое держали президента в постоянном напряжении относительно того, что немцы могут первыми прийти к финишу. В Вашингтоне рассматривался даже проект похищения Гейзенберга.

«Атмосфера секретности, которая окутала Белый дом, особенно касалась атомного проекта. Доклады от руководителя атомного проекта Буша к Рузвельту шла в одном экземпляре и никогда не «оседали» в архивах Белого дома. Президент не рассказывал о «Манхэттене» даже государственному секретарю. Он сам лично позаботился о том, чтобы работа в трех ключевых лабораториях – Оак-Ридже, Хэнфорде и Лос-Аламосе была полностью изолирована от внешнего мира… Нужно отметить, что в этот период были широко распространены нехарактерные прежде для общественной жизни США цензура переписки, прослушивание телефонных разговоров, повсеместное использование личной охраны, кодирование имен. Колоссальный по объему работ проект «Манхэттен» финансировался настолько хитроумным способом из разных статей военных ассигнований, что не вызвал подозрений у самых внимательных исследователей бюджета», - замечает биограф президента. Рузвельт решит несколько расширить число лиц, осведомленных о работе, только в феврале 1944 года, когда Стимсон, Маршалл и Буш встретились с лидерами конгресса – Рейберном, Маккормиком и Мартином. Руководители ядерного проекта только в самых общих чертах обрисовали потенциальные возможности нового оружия. После этого прежняя практика, когда конгрессмены ассигновали деньги, не зная их истинного предназначения, продолжалась.

Но в системе секретности были существенные прорехи. В «Манхэттенском проекте» было задействовано напрямую 225 тысяч человек и еще 600 тысяч - косвенно. Руководители проекта обещали скорый результат этого сверхсекретного проекта, безопасность которого обеспечивали 500 сотрудников ФБР и 250 их коллег из военной разведки. «Так как некоторое время был неясно, что именно надо охранять, утечки были неизбежны, - пишет американский историк Оливер Пилат. - Пожалуй, самым незащищенным аспектом атомной программы оказались промышленные концерны, которые брали на себя разные этапы производственного процесса. Некоторым из таких заводов приходилось иметь дело с профсоюзами, находившимися под контролем коммунистов».

Была и другая проблема с секретностью. Даже человек, которого американцы называли «отцом атомной бомбы», Роберт Оппенгеймер скажет: «Мы сделали работу за дьявола». Он откажется участвовать в создании водородной бомбы, полагая, что этот путь ведет к гонке ядерных вооружений.

Среди создателей ядерного оружия оказались идейные противники его применения или американской монополии на него. И они захотят поделиться атомными секретами с СССР.

В результате возникла парадоксальная ситуация. Вскоре Сталин располагал большей информацией о «Манхэттенском проекте», чем вице-президент или начальник штаба армии США. Наша разведка сработала безупречно.



Предписание Государственного комитета обороны (ГКО) от июля 1941 года определило приоритетную тематику сбора технической информации военного характера. В перечне проблем, на которых резидентурам в Нью-Йорке и Лондоне было предложено сосредоточиться, на первом месте стояло: «о ведущихся исследованиях использования урана как нового источника энергии, проектирования и эксплуатации урановых реакторов».

Уже с сентября 1941 года по разведывательным каналам стали поступать сведения, что в Великобритании и США ведутся работы в области создания ядерного оружия, что оно может появиться до окончания войны и повлиять на ее ход.

Руководитель внешней разведки Павел Михайлович Фитин вспоминал: «Огромная роль в достижении положительных результатов принадлежала нашей лондонской резидентуре, располагавшей агентурой в правительственных кругах, в частности в министерстве иностранных дел. Значительная часть телеграфной переписки Черчилля с Рузвельтом, а также министерства иностранных дел Великобритании с английскими послами в Москве, Вашингтоне, Анкаре и других городах становилась достоянием советской разведки, а следовательно, и руководителей нашего государства.

Большой заслугой внешней разведки в этот период, особенно резидентур Первого управления в США, Канаде, Англии, явилось получение научно-технической информации в области атомной энергии, которая в значительной мере помогла ускорить решение вопроса по созданию атомной бомбы в Советском Союзе».

25 сентября 1941 года. Неделя, как был оставлен Киев, еще оборонялась Одесса, гитлеровцы вошли в Петродворец в пригородах Ленинграда. Из Лондона от «Вадима» - легального резидента Анатолия Вениаминовича Горского - пришло спецсообщение о состоявшемся 16 сентября заседании Уранового комитета, которое прошло под председательством сэра Мориса Хэнки. Его личным секретарем являлся Джон Кернкросс, один из «кембриджской пятерки», работавший на нашу разведку под оперативным псевдонимом «Лист». Его патрон, лорд Хэнки, проходил в документах под именами «Патрон», или «Босс».

Вот это сообщение: «ВАДИМ передает сообщение «Листа» о состоявшемся 16. IХ.41 г. совещании Комитета по урану. Председателем совещания был Босс.

На совещании было сообщено следующее.

Урановая бомба вполне может быть разработана в течение двух лет, в особенности, если фирму «Империал Кемикал Индастриес» обяжут сделать ее в наиболее сокращенные сроки.

Представитель Вульвичского арсенала ФЕРГЮССОН заявил, что запал бомбы может быть сконструирован в течение нескольких месяцев. Нет необходимости и возможности получения минимальной скорости относительного движения массы ВВ в 6 тысяч футов/сек. Процесс взрыва будет происходить преждевременно. Но и в этом случае сила взрыва будет в огромнейшей степени больше силы обычного ВВ.

До последнего времени расчет критической массы производился только теоретически, т.к. не было данных о размере поперечного сечения ядра U-235. Но в связи с вопросом о быстрых нейтронах имеются доказательства того, что сечение ядра U-235 и обычного урана отличаются не на много. Предполагается, что к декабрю будут произведены необходимые измерения.

В ближайшее время намечается проведение опытов по достижению наибольшей эффективности взрыва определением плотности нейтронов в промежутке между соседними массами U-235.

Три месяца тому назад фирме «Метрополитен Виккерс» был выдан заказ на конструирование 20-ступенчатого аппарата, но разрешение на это было дано только недавно. Намечается обеспечение выполнения этого заказа в порядке 1-й очереди.

Фирма «Империал Кемикал Индастриес» имеет договор на получение гексафторурана, но производство его фирма еще не начала. Не так давно в США был выдан патент на более простой процесс производства с использо­ванием нитрата урана.

На совещании было сообщено, что сведения о лучшем типе диффузион­ных мембран можно получить в США.

Комитетом начальников штабов на своем совещании, состоявшемся 20.IХ.41 г., было вынесено решение о немедленном начале строительства в Англии завода изготовления урановых бомб.

Вадим просит оценку материалов «Листа» по урану».

Фитин также свидетельствовал: «В конце сентября 1941 года Кернкросс передал также документ чрезвычайного значения – доклад премьер-министру Черчиллю о проекте создания атомного оружия. В документе говорилось, что это оружие можно создать в течение двух лет. Он сыграл, наряду с позже полученными документами, исключительно важную роль в активизации работ по развитию советской атомной промышленности и прежде всего производству атомного оружия».

Вот выдержки из этого документа: «ВАДИМ сообщает о полученном от «Листа» переданном Военному Кабинету 24.IX.41 г. докладе о работах Уранового кабинета.

В докладе освещаются следующие вопросы.

Определение критической массы урана зависит от определения поперечного сечения ядра урана-235 (fusion cross section). Предполагается, что величина критической массы находится в пределах от 10 до 43 кг. Эта величина определялась на основании общих сведений по свойствам U-235 и действии быстрых нейтронов на атомы других элементов.

Получение гексафторурана (гексафлюоридурана) разработано фирмой «Империал Кемикал Индастриес», которая уже получила 3 кг этого вещества. Получение U-235 осуществляется диффузией гексафторурана в парообразном состоянии через ряд мембран, представляющих собой сетку из тончайшей проволоки…

Сообщается, что помимо огромного разрушительного эффекта урановой бомбы воздух на месте ее взрыва будет насыщен радиоактивными частицами, способными умерщвлять все живое, что попадет под действие этих частиц».

В сентябре 1941 года НКВД начал получать разведданные и об американских ядерных исследованиях.

Не дремала и армейская разведка. Именно на нее вышел ценнейший источник наших спецслужб, упоминавшийся Клаус Фукс – немецкий ученый-коммунист, принявший британское гражданство.

Сообщение ГРУ из Лондона: «Директору. Барч провел встречу с германским физиком Фуксом, который сообщил, что он работает в составе специальной группы в физической лаборатории университета в Бирмингеме над теоретической частью создания «ураниевой бомбы». Группа ученых при Оксфордском университете работает над практической частью проекта. Окончание работ предполагается через три месяца, и тогда все материалы будут направлены в Канаду для промышленного производства. Знакомый дал краткий доклад о принципах использования урана для этих целей. При реализации хотя бы 1% энергии 10-килограммовой бомбы урана взрывное действие будет равно 1000 тонн динамита. Доклад высылаю оказией. Брион».

Новый источник военной разведки передал в Москву большое количество ценных документов и образцов. Из справки ГРУ Генерального штаба: «За время работы на Разведуправление Красной Армии Фукс передал ряд ценных материалов, содержащих теоретические расчеты по расщеплению атома урана и созданию атомной бомбы. Материалы направлялись уполномоченному ГКО СССР тов. Кафтанову, а позднее – заместителю председателя Совнаркома СССР тов. Первухину.

Всего от Фукса за период 1941-1943 годов получено более 570 листов ценных материалов».

Фукс предупреждал, что работы по созданию атомной бомбы ведутся уже не только в Англии, но и в Соединенных Штатах, и, весьма вероятно, в Германии.

В 1943 году ГКО принял решение, в соответствии с которым военная разведка концентрировалась на военно-политических планах Германии, а научно-технические вопросы становились исключительно прерогативой НКГБ. Фукс был передан на связь резидентуре внешней разведки.

У Советского Союза окажется немало и других информаторов, причем далеко не только среди приверженцев коммунистических убеждений. Многие из них стремились искренне помочь стране, ведущей реальную войну с фашизмом. Был случай, когда неизвестный передал в наше Генеральное консульство в Нью-Йорке пакет, в котором оказались совершенно секретные материалы по «Манхэттенскому проекту». Оставив пакет, незнакомец удалился, и до сих пор неизвестно, кто это был. Информация шла из разных источников. Но, что примечательно, она почти вся оказывалась достоверной – никакой дезы или «тупиковых вариантов».

Нарком внутренних дел Лаврентий Павлович Берия, как свидетельствует Квасников, настороженно отнесся к данным разведки, усмотрев в них опасность дезинформации, имеющей целью отвлечь значительные материальные и людские ресурсы СССР от нужд фронта, а также вызвать недоверие к Англии как к союзнику.

«В марте 1942 года Маклин предоставил нам документальные данные об интенсивной работе по атомной проблеме в Англии… В марте Берия направил Сталину всю информацию, поступившую из США, Англии и Скандинавии. В письме он указывал, что в Америке и Англии ведутся научные работы по созданию атомного оружия», - писал один из руководителей разведки Павел Судоплатов.

Текст такого послания действительно существует. Вот только нет признаков того, что Сталин его видел, поскольку 1-й экземпляр так и остался неподписанным Берией. А в октябре 1942 года глава НКВД отправил Сталину записку, почти дословно повторяющую мартовскую.

В апреле 1942 года в научно-технический совет Государственного Комитета обороны (ГКО), который возглавлял Сергей Васильевич Кафтанов, от одного из организаторов партизанского движения полковника Старикова поступила записная книжка, изъятая у убитого немецкого офицера. Там содержался список материалов, необходимых для создания атомной бомбы, и вычисления по выходу энергии, высвобождаемой при критической массе урана-235. Перевод записей поручили Лейпунскому и генерал-майору инженерно-технической службы Георгию Иосифовичу Покровскому с запросом: не нужно ли и Советскому Союзу начать работу по созданию атомной бомбы? Оба ответили, что нет, ибо страна находится в неимоверно тяжелом положении и нельзя расходовать огромные средства на то, что даст результат через десять, а то и 15-20 лет.

В мае 1942 года правительство поручило Академии наук выяснить, что в ядерной области делалось за границей и какие исследования продолжались у нас. Хлопин доложил, что в Германии и США работают над созданием атомного оружия, при этом американцы – с чрезвычайной секретностью.

Одновременно Флёров, в ту пору техник-лейтенант, написал из армии на имя Сталина и Кафтанова, что за границей работы по созданию атомного оружия, безусловно, ведутся, и вскоре оно может появиться. Он предлагал «пока не поздно» начать соответствующую работу в СССР. «Если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-где даже их опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку, добровольно сдавая завоеванные позиции».

Все эти сведения - информация разведки, записная книжка немецкого физика, письма Флерова - сыграли роль в том, что группу ученых пригласили в Москву. Кафтанов писал: «Осень сорок второго. Немцы дошли до Волги, до Кавказа. Идет напряженнейшая работа по самым актуальным для того времени темам: танковая броня, взрывчатые вещества, горючее для танков и авиации… И люди, и сырье, и материалы – все мобилизовано до предела. И тут поступает предложение развернуть работу в совсем другой, новой, почти фантастической области».

Предстояло принять ответственное решение: возобновлять исследования по урану или нет? Обнаружились разные мнения: одни, как Лейпунский и Покровский, были против, но другие - Иоффе, Вернадский, Капица и Вавилов - высказались за начало работ, и их мнение возобладало.

Кафтанов решил, что наступило время докладывать эту проблему Сталину. Вместе с академиком Иоффе он направил ему докладную записку с предложением об учреждении научного центра для решения проблемы атомного оружия в нашей стране.

Совещание у Сталина по этому вопросу состоялось в сентябре 1942 года. На него были вызваны из Казани академики Иоффе, Семенов, Хлопин и Капица, которых проинформировали о том, что делалось в Германии, Англии и США. Кафтанов вспоминал: «Докладывая вопрос на ГКО, я отстаивал наше предложение… После некоторого раздумья Сталин сказал:

- Надо делать».

Михаил Георгиевич Первухин, в те годы заместитель председателя Совнаркома и нарком химической промышленности, которому поручили в правительстве непосредственно заниматься ядерной тематикой, напишет: «Руководители нашего государства сразу же приняли предложения ученых. Буквально через несколько дней нам поручили дело… Было беспокойство со стороны Сталина. Он придавал большое значение решению атомной проблемы».

«Возглавил это дело Молотов. Тогда же было принято решение ввиду важности атомной проблемы сделать ее приоритетной в деятельности разведки НКВД. Берия первоначально выступал в качестве заместителя Молотова и отвечал за вопросы обеспечения военных и ученых разведывательной информацией», - писал Судоплатов.

28 сентября Молотов после консультаций в Иоффе и Кафтановым подготовил и подписал распоряжение ГКО СССР № 2352 «Об организации работ по урану»: «Обязать Академию наук СССР (акад. Иоффе) возобновить работы по исследованию осуществимости использования атомной энергии путем расщепления ядра урана и представить Государственному комитету обороны к 1-му апреля 1943 года доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива. Для этой цели:

1) Президиуму Академии наук СССР:

а. организовать при Академии наук специальную лабораторию атомного ядра;

б. к 1-му января 1943 года в Институте радиологии разработать и изготовить установку для термодиффузного выделения урана-235;

в. к 1-му марта 1943 года в Институте радиологии и Физико-техническом институте изготовить методами центрифугирования и термодиффузии уран-235 в количестве, необходимом для физических исследований, и к 1-му апреля 1943 года произвести в лаборатории атомного ядра исследования осуществимости расщепления ядер урана-235…

7) Главному управлению гражданского воздушного флота (т. Астахов) обеспечить к 5-му октября 1942 года доставку самолетом в г. Казань из г. Ленинграда принадлежащих Физико-техническому институту АН СССР 20 кг урана и 200 кг аппаратуры для физических исследований.

8) Совнаркому Татарской АССР (т. Гафиатуллин) предоставить с 15-го октября 1942 года Академии наук СССР в г. Казани помещение площадью 500 кв. м для размещения лаборатории атомного ядра и жилую площадь для 10 научных сотрудников».

Теперь уже Берия не скупился на информацию. 6 октября последовала его докладная записка Сталину и Молотову: «С целью получения нового источника энергии в ряде капиталистических стран в связи с проводимыми работами по расщеплению атомного ядра было начато изучение вопроса использования атомной энергии урана для военных целей.

В 1939 году во Франции, Англии, США и Германии развернулась интенсивная научно-исследовательская работа по разработке метода применения урана для новых взрывчатых веществ. Эти работы ведутся в условиях большой секретности.

Из прилагаемых совершенно секретных материалов, полученных НКВД СССР из Англии агентурным путем, следует, что английский Военный кабинет, учитывая возможность успешного разрешения этой задачи Германией, уделяет большое внимание проблеме использования энергии урана для военных целей.

В силу этого при Военном кабинете создан комитет по изучению проблемы урана, возглавляемый известным английским физиком Г.П. ТОМПСОНОМ. Комитет координирует работу английских ученых, занимающихся вопросами использования атомной энергии урана, как в отношении теоретической, экспериментальной разработки, так и чисто прикладной, т.е. изготовления урановых бомб, обладающих большой разрушительной силой.

Исходя из важности и актуальности проблемы практического применения атомной энергии урана-235 для военных целей Советского Союза, было бы целесообразно:

1. Проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при Государственном комитете обороны СССР из авторитетных лиц для координирования, изучения и направления работ всех ученых, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся вопросом атомной энергии урана.

2. Обеспечить секретное ознакомление с материалами НКВД СССР по урану видных специалистов с целью дачи оценки и соответствующего использования этих материалов.

Примечание: Вопросами расщепления атомного ядра в СССР занимались академик КАПИЦА – в Академии наук СССР, академик СКОБЕЛЬЦИН – в Ленинградском физическом институте, профессор СЛУЦКИЙ – в Харьковском физико-техническом институте и др.».

Стоит заметить, что проходившее в то время контрнаступление под Сталинградом было названо операцией «Уран». Полагаю, в умах руководителей страны тогда была не планета.

Правительство озадачило Комитет по науке при ГКО поисками кандидата в руководители этой лаборатории. 22 октября впервые с начала войны в Москву был вызван Курчатов. Его принял Молотов, который позднее вспоминал о начале работ по атомному проекту: «Мне было поручено за них отвечать, найти такого человека, который мог бы осуществить создание атомной бомбы. Чекисты дали мне список надежных физиков, на которых можно было положиться, и я выбирал. Вызвал Капицу к себе, академика. Он сказал, что мы к этому не готовы и атомная бомба – оружие не этой войны, дело будущего. Спрашивали Иоффе – он тоже как-то неясно к этому отнесся. Короче, был у меня самый молодой и никому еще не известный Курчатов, ему не давали ходу. Я его вызвал, поговорили, он произвел на меня хорошее впечатление. Но он сказал, что у него еще много неясностей. Тогда я решил ему дать материалы нашей разведки – разведчики сделали очень важное дело. Курчатов несколько дней сидел в Кремле, у меня, над этими материалами…

Я-то в них не понимал ничего, но знал, что они из хороших, надежных источников взяты. Он говорит:

- Замечательные материалы, как раз то, чего у нас нет, они добавляют.

Это была очень хорошая операция наших чекистов. Очень хорошо вытащили то, что нам нужно было. В самый подходящий момент, когда мы только начали этим заниматься… Разведка наша перед войной и в войну работала неплохо. В Америке были подходящие кадры. Еще старые кадры.

Я представил Курчатова Сталину, он получил всяческую поддержку, и мы на него стали ориентироваться. Он организовал группу, и получилось хорошо».

В течение октября-ноября Курчатов по поручению Молотова занимался подготовкой «Записки» для ГКО о ядерных исследованиях. Она была представлена Молотову 27 ноября. В ней содержался обстоятельный анализ отечественных наработок и зарубежных материалов, в том числе добытых разведкой. Курчатов сделал следующие выводы и предложения:

«1. В исследованиях проблемы урана советская наука значительно отстала от науки Англии и Америки и располагает в данное время несравненно меньшей материальной базой для производства экспериментальных работ.

2. В СССР проблема урана разрабатывается менее интенсивно, а в Англии и в Америке – более интенсивно, чем в довоенное время.

3. Масштаб проведенных Англией и Америкой в 1941 году работ больше намеченного постановлением ГКО Союза ССР на 1943 г.

4. Имеющиеся в распоряжении материалы недостаточны для того, чтобы можно было считать практически осуществимой или неосуществимой задачу производства урановых бомб, хотя почти не остается сомнений, что совершенно определенный вывод в этом направлении сделан за рубежом.

5. Ввиду того, что возможность введения в войну такого страшного оружия, как урановая бомба, не исключена, представляется необходимым широко развернуть в СССР работы по проблеме урана и привлечь к ее решению наиболее квалифицированные научные и научно-технические силы… Помимо тех ученых, которые… уже занимаются ураном, представлялось бы желательным участие в работе: проф. Алиханова А.И. и его группы, проф. Харитона Ю.Б. и Зельдовича, проф. Кикоина И.К., проф. Александрова А.П. и его группы, проф. Шальникова А.И.

6. Для руководства этой сложной и громадной трудности задачей представляется необходимым учредить при ГКО Союза ССР под Вашим председательством специальный комитет, представителями науки в котором могли бы быть акад. Иоффе А.Ф., акад. Капица П.Л. и акад. Семенов Н.Н».

На документе помета: «Т. Сталину. Прошу ознакомиться с запиской Курчатова. В. Молотов. 28.XI».

Ставка была сделана на Курчатова. «То, что первые лица государства доверили ему роль главного научного руководителя проекта, стало для Курчатова фактом неожиданным и, вероятно, не совсем желанным, - пишет его биограф Раиса Васильевна Кузнецова. – Его переписка с женой дает основания полагать, что он на первых порах думал, что его участие в проекте будет временным и ограничится консультированием».

Курчатов скажет на сессии Верховного Совета СССР в 1958 году: «Мы начали работу в тяжелые дни войны, когда родная земля была залита кровью, когда разрушались и горели наши города и села, когда не было никого, кто не испытал бы чувство глубокой скорби из-за гибели близких и дорогих людей. Мы были одни. Наши союзники – англичане и американцы, которые в то время были впереди нас, вели свои работы в строжайших секретных условиях и ничем нам не помогли». Курчатов 2 декабря вернулся из Москвы в Казань.

По стечению обстоятельств именно в этот день Энрико Ферми осуществил первую цепную реакцию.

«Ему едва исполнилось сорок лет, - напишет Судоплатов. - Это было смелое решение. Но мы знали, что американский ядерный проект возглавил 44-летний Оппенгеймер, не имевший звания лауреата Нобелевской премии. Наши физики старшего поколения не могли поверить, что Бор и Ферми работают в подчинении у Оппенгеймера. Уже в декабре 1943 года по прямому указанию Сталина Курчатов был избран действительным членом Академии наук».

Кафтанов рассказывал: «На вакансию академика по физическим наукам были выдвинуты кандидатами и Алиханов, и Курчатов. Голосовавшие академики предпочли Алиханова. Тогда я обратился к Молотову с просьбой выделить Академии наук еще одну вакансию действительного члена Академии по физическим наукам. Просьба была удовлетворена. Игорь Васильевич был избран академиком».

За пять дней до того, как в Чикаго была осуществлена управляемая цепная ядерная реакция, Молотов подписал постановление ГКО «О добыче урана»: «1. К 1.V. 1943 г. организовать добычу и переработку урановых руд и получение урановых солей в количестве четырех тонн в год на Табошарском заводе «В» Главредмета… 3. Приравнять завод «В» в части порядка финансирования, проектирования строительства, оплаты труда, материально-технического и продовольственного снабжения к строительствам особо важного назначения… 4. Возложить на Радиевый институт Академии наук СССР (академик Хлопин) с привлечением научного института удобрений и инсектофунгисов им. Самойлова и Уральского института механической обработки полезных ископаемых разработку к 1. II. 1943 г. технологической схемы получения урановых концентратов из табошарских руд и переработки их для получения урановых солей. 5. Комитету по делам геологии при СНК СССР (т. Малышев) в 1943 г. провести работы по изысканию новых месторождений урановых руд с первым докладом Совнаркому СССР не позже 1 мая 1943 г.».

22 декабря 1942 года из Лондона в Москву поступил подробный отчет о работах, проводимых не только в Англии, но и в США. Но об открытии Ферми там еще ничего не было. Из полученных материалов следовало, что американцы уже значительно опережали англичан в деле разработки бомбы.

В советской внешней разведке началась операция, получившая название «Энормоз». Это странное слово было всего-навсего русской транскрипцией слова «Enormous», переводимого с английского языка как «громадный», «огромный», а в американском английском имеющего еще и значение «чудовищный», «ужасный».

В январе 1943 года в Америку выехал сам Квасников, чтобы на месте руководить сбором научно-технической информации. «Из резидентуры в центр в большом объеме поступала документальная информация и образцы техники по авиации, радиолокации, химии, медицине… Под руководством Красникова были добыты важные материалы по использованию атомной энергии в военных целях».

Насколько разведка помогла в создании нашей бомбы? Сильно. В «Истории российской внешней разведки» читаем: «Спецслужбы разведываемых стран долгое время оставались в неведении о деятельности советской разведки, о ее источниках информации. Все эти источники были высококомпетентными специалистами, людьми, преданными идеям сотрудничества с советской разведкой ради достижения победы над фашистской Германией, и противниками утаивания их правительствами от своего союзника работ по созданию атомного оружия…

Успехи НТР в области раскрытия секретов ядерного оружия объяснялись тем, что она опиралась на агентурную сеть, которая насчитывала около десятка агентов. Вся поступавшая из резидентур информация передавалась лично Курчатову и доводилась им до своих сподвижников в собственной интерпретации. В результате новые моменты в исследованиях, по свидетельству Игоря Васильевича, воспринимались учеными как сведения, поступавшие, вероятно, из других отечественных секретных центров. Такая маскировка соответствовала интересам разведки, ибо отвечала требованиям конспирации. Это положение существовало до создания в 1945 году Специального комитета Совета Министров СССР по проблеме № 1, после чего круг адресатов расширился».

У Курчатова «даже была своя комната на Лубянке, где он изучал добытые материалы и формулировал интересующие его вопросы на будущее. Недооценивать роль разведки в вопросе ускорения советского ядерного проекта нельзя… Ускорение работ, прежде всего за счет "отбраковки" проверенных и отвергнутых в рамках "Манхэттенского проекта" направлений, – вот в чем заключалась основная помощь ученым со стороны разведки, не считая, разумеется, главной информации – проект развивается огромными силами и быстрыми темпами. По некоторым оценкам, данные разведки примерно на год сократили время создания советской атомной бомбы», - писали сотрудники Курчатовского института в 2017 году.

Харитон утверждал: «Разведка помогла нашим физикам максимально сократить время, помогла избежать "осечки" при проведении первого атомного взрыва, имевшего огромное политическое значение. Разведка сделала И.В. Курчатова самым информированным физиком-ядерщиком, который, зная достижения своих коллег, одновременно на важном начальном этапе ядерной гонки был посвящен в результаты западных специалистов».

В марте 1943 года Курчатов писал Берии: «Произведенное мною рассмотрение материалов показало, что их получение имеет громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки… Материал дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновав многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы, и узнать о новых научных и технических путях ее разрешения».

Во многом именно полученная по каналам разведки информация помогла Курчатову и его коллегам определить приоритетные направления работы.

Этапной вехой можно считать сведения разведки о плутонии. Курчатов 7 марта писал Первухину: «Вся совокупность сведений… заставляет нас пересмотреть свои взгляды и установить три новых для советской физики направления в работе:

1) выделение изотопа урана-235 диффузией;

2) осуществление ядерного горения в смеси «уран – тяжелая вода»;

3) изучение свойств элемента эка-осмия». Так Курчатов именовал 94-й элемент, который получит название «плутоний». «Вся совокупность сведений материала указывает на техническую возможность решения всей проблемы урана в значительно более короткий срок, чем это думают наши ученые, не знакомые с ходом работ по этой проблематике за границей.

Естественно возникает вопрос о том, отражают ли полученные материалы действительный ход научно-исследовательских работ в Англии, а не являются вымыслом, задачей которого являлась бы дезориентация нашей науки. Этот вопрос имеет для нас особенно большое значение потому, что по многим важным разделам работы (из-за отсутствия технической базы) мы пока не в состоянии произвести проверку данных, изложенных в материале.

На основании внимательного ознакомления с материалом у меня осталось впечатление, что он отражает истинное положение вещей».

А 22 марта Курчатов в еще одном послании Первухину добавил: «В материалах указано, что продукты сгорания ядерного топлива в "урановом котле" могут быть использованы вместо урана-235 в качестве материала для бомбы… Перспективы этого направления необычайно увлекательны… Если в действительности эка-осмий обладает такими же свойствами, как уран-235, его можно будет выделить из "уранового котла" и употребить в качестве материала для эка-осмиевой бомбы. Бомба будет сделана, следовательно, из "неземного" материала, исчезнувшего на нашей планете.

Как видно, при таком решении всей проблемы отпадает необходимость разделения изотопов урана, который используется и как топливо, и как взрывчатое вещество.

Разработанные необычайные возможности, конечно, во многом еще не обоснованы, их реализация мыслима лишь в том случае, если эка-осмий-239 действительно аналогичен урану-235 и если, кроме того, так или иначе может быть пущен в ход "урановый котел"».

22 марта Курчатов писал, что «в нашей стране собственных работ по изучению плутония не проводилось… Поэтому информация с этим элементом имеет весьма важное значение».

11 февраля 1943 годы выходит еще одно постановление ГКО за подписью Молотова: «1. Возложить на тт. Первухина М.Г. и Кафтанова С.В. обязанности повседневного руководства работами по урану и оказывать систематическую помощь специальной лаборатории атомного ядра Академии наук СССР. 2. Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.С. 3. Разрешить Президиуму Академии наук СССР перевести группу работников специальной лаборатории атомного ядра из г. Казани в г. Москву для выполнения наиболее ответственной части работ по урану… 10. Обязать Ленсовет (т. Попкова) обеспечить демонтаж и отправку в Москву оборудования и циклотрона Ленинградского физико-технического института. 11. Обязать руководителя специальной лаборатории атомного ядра проф. Курчатова И.С. провести к 1 июля 1943 г. необходимые исследования и представить Государственному комитету обороны к 5 июля 1943 г. доклад о возможности создания урановой бомбы или уранового топлива». Этим же постановлением наркоматам черной металлургии, среднего машиностроения, электропромышленности, цветной металлургии, финансов поручалось к 1 марта-15 мая изготовить и поставить для лаборатории Курчатова все необходимое ему оборудование и сырье».

Начальником (директором) Лаборатории № 2 АН СССР в соответствии с распоряжением по АН СССР от 10 марта 1943 года № 122 был назначен Курчатов. «Продолжая формально оставаться в штатах Академии наук, новая лаборатория и ее руководитель фактически подчинялись ГКО. С курировавшим ее деятельность Первухиным у Курчатова уже наладилось деловое взаимодействие…»

Таким образом, Лаборатория № 2 свою деятельность официально начала 10 марта 1943 года. Эта же дата фигурировала в первом отчете о ее работе, направленном Курчатовым Молотову 30 июля 1943 года.

Десятого же марта лаборатория Курчатова получила крышу над головой. Распоряжение ГКО СССР № 3017 за подписью Молотова передавало мастерскую Сейсмологического института АН СССР в распоряжение спецлаборатории Курчатова: «1. Освободить с 1 апреля 1943 г. механическую мастерскую Сейсмологического института Академии наук СССР от производства деталей №11 к ручным гранатам РПГ-40 и поставки в апреле с.г. 45 тыс. штук этих деталей Главмашцветмету наркомцветмета… 3. Обязать Академию наук СССР предоставить механическую мастерскую Сейсмологического института Академии наук СССР в распоряжение спецлаборатории проф. Курчатова». Первые курчатовцы трудились в обоих временно выделенных помещениях: в здании Сейсмологического института в Пыжевском переулке в Замоскворечье и в помещениях Института общей и неорганической химии (ИОНХ) на Калужской улице.

На этом этапе - создания Лаборатории № 2 – Курчатов сперва был занят разработкой программы работ, которая представлялась ему так:

1) получить мощный источник нейтронов, для чего построить циклотрон;

2) создать экспериментальный уран-графитовый реактор, на котором доказать реальность осуществления цепной реакции в крупномасштабной (прообразе промышленной) установке;

3) научиться получать микроскопические, оцениваемые килограммами, массы урана-235 и элемента 94 – горючего для атомных бомб.

С этой целью Курчатов намеревался:

- выработать технологию разделения изотопов урана;

- разработать промышленную химическую технологию извлечения 94-го элемента из отработавшего в реакторе уранового горючего;

- разработать конструкцию атомной бомбы и испытать ее…

К числу первоочередных работ, без которых программа не могла быть реализована, Курчатов относил получение чистейших реакторных материалов – металлического урана и графита; специальных алюминиевых сплавов; создание измерительной техники для обеспечения мер радиационной безопасности.

Идея создания плутониевой бомбы окончательно укрепилась в сознании Курчатова после того, как в июле 1943 года разведка, наконец, предоставила ему информацию о пуске Ферми экспериментального ядерного реактора. Сам факт практического осуществления цепной реакции на первом в мире ядерном реакторе Курчатов оценил как «событие выдающееся».

Он заключает: «По всем существующим сейчас теоретическим представлениям попадание нейтрона в ядро эка-осмия должно сопровождаться большим выделением энергии и испусканием вторичных нейтронов… Его можно будет выделить и употребить в качестве материала для эка-осмиевой бомбы». Таким образом, главной целью стало создание уран-графитового котла как базы для следующего шага – промышленного производства «ядерной взрывчатки» - плутония».

Курчатов сделал выбор в пользу плутониевой бомбы. «Это было рискованное решение: опыта сооружения реактора не было, технологии выделения плутония – тоже, свойства плутония были неизвестны как в отношении его нейтронно-ядерных характеристик, так и в отношении его химических и конструкционных свойств, - подчеркивают ученые-ядерщики из Сарова. - Однако это было поистине провидческое решение. Выбор Курчатова, с одной стороны, определил развитие нового вида техники – ядерных реакторов, приведших впоследствии к созданию ядерной энергетики и ядерных силовых установок. Это были несравненно более богатые практические и технологические результаты, чем те, которые были бы получены в случае выбора физически очевидного "уранового пути"».

Одновременно Курчатов занимался формированием научного коллектива. Подбирал людей неторопливо и осмотрительно. Он получил право оформить для начала на работу в Москву 100 сотрудников, взяв их из любых отраслей промышленности и с фронта. Ядро Лаборатории № 2 составили ленинградские физтеховцы. Первыми 12 апреля 1943 года из Казани в Москву прибыли коллеги из спецлаборатории атомного ядра Казанского филиала ЛФТИ М.С. Козадаев, Г.Я. Щепкин и С.Я. Никитин. Направленные Курчатовым в блокадный Ленинград Л.М. Неменов и П.Я. Глазунов вывезли в Москву узлы циклотрона ЛФТИ, благодаря чему удалось быстро запустить первый малый московский циклотрон. Прибыли и включились в работу Лаборатории № 2 и числившиеся в других институтах Зельдович, Кикоин, Харитон, Хлопин.

К концу лета 1943 года число сотрудников не превышало 20 человек, к весне 1944 года – 50. С весны 1944 года по специальному решению правительства начали прибывать люди в шинелях – демобилизованные из армии будущие ведущие научные сотрудники Курчатова. К концу 1944-го численность сотрудников лаборатории составляла от 80 до 100 человек, из которых половину составляли научные сотрудники, а другую половину – лаборанты, водители и кочегар. Курчатова не смущало, что большинство набираемых сотрудников не имели ученых званий и научных степеней. Среди них и близко не было нобелевских лауреатов. Зато они были молоды, талантливы, преданны науке и разделяли цели своего сорокалетнего руководителя, получившего прозвище «Борода».

Научными руководителями основных направлений проекта по предложению Курчатова были утверждены: Алиханов – тяжеловодное, Кикоин – диффузионное, Арцимович – электромагнитное разделение изотопов урана, Харитон – конструирование атомной бомбы, Леонид Михайлович Неменов – строительство циклотрона, Борис Васильевич Курчатов (брат) – получение плутония, Виктор Александрович Давиденко и Флеров – изучение резонансного поглощения нейтронов в уране-238. Создание атомных котлов (реакторами их станут называть позже) на природном уране с углеродом в качестве замедлителя Курчатов взял на себя. Такая система давала быструю возможность получить плутоний.

Но не все кадровые предложения встречали понимания. Так, 20 марта 1943 года Курчатов направил Первухину записку «О необходимости привлечения к работам Л.Д. Ландау и П.Л. Капицы». Первый должен был стать консультантом Курчатова «по расчетам развития взрывного процесса в урановой бомбе», а второй - «по вопросам разделения изотопов». Препятствием стало то, что оба ученых считались неблагонадежными: Ландау побывал в заключении по политическим обвинениям, а Капица долгое время жил и работал в Англии. 24 ноября 1944 года Курчатов обратился по этому вопросу уже прямо к Берии. С Капицей вопрос был решен быстро, а вот с Ландау дело затянулось. Считая его участие абсолютно необходимым, Курчатов проявил исключительную настойчивость, которая увенчается успехом лишь в 1946 году, когда Ландау занялся расчетами мощности атомного взрыва.

Курчатов был наделен чрезвычайными полномочиями по мобилизации любых человеческих и материальных ресурсов. Курчатов присмотрел место в Покровском-Стрешневе, где уже начинались работы по строительству нового здания Всесоюзного института экспериментальной медицины, и именно на этой базе будет создан комплекс зданий, куда перебралась Лаборатория № 2.

«Для размещения своего секретного заведения Курчатов выбрал участок земли между подмосковными селами Хорошёво и Щукино, что в районе Покровского- Стрешнева. Среди большого картофельного поля площадью более 100 гектаров стояло несколько зданий Всесоюзного института экспериментальной медицины. В одном из них, большом трехэтажном корпусе, разместились первые научные сотрудники лаборатории. В нем поначалу и жили, в том числе и Курчатов с супругой, работали. Постепенно складывался коллектив», - писал Иван Ларин, более сорока лет проработавший в отделе ядерных реакторов Института атомной энергии.

Первые корпуса Лаборатории № 2, разместившиеся на окраине бывшего Ходынского поля, ранее служившего армейским стрельбищем, были готовы к лету 1944 года. Первухин вспоминал: «Подыскивая необходимые помещения, мы с Игорем Васильевичем осмотрели недостроенные здания Института экспериментальной медицины в Покровском-Стрешневе. В одном из корпусов, подведенном под крышу, было решено организовать основную лабораторию по ядерной физике. В течение примерно года этот корпус был закончен строительством и оборудован необходимой аппаратурой. Вся территория бывшего Института экспериментальной медицины была закреплена за Лабораторией Курчатова. В соседнем здании, которое позднее также было достроено, была создана лаборатория по диффузионным методам разделения изотопов урана, руководство которой было поручено И.К. Кикоину».

По акту от 21 июля 1944 года отдел городских земель Мосгорисполкома предоставил Курчатову как землепользователю для строительства и дальнейшей эксплуатации земельный участок. Курчатов имел разрешение правительства строить по единичным расценкам без утвержденных проектов и смет.

Поначалу стрельбище стало преображаться в сельскохозяйственное угодье. Все курчатовцы обзавелись грядками. Создатели бомбы для прокорма выращивали картофель, огурцы, помидоры, редис, патиссоны, кабачки и зелень. Курчатов тоже завел огород, на котором его супруга Марина Дмитриевна посадила даже клубнику. Игорь Васильевич лично в 1946 году заложил фруктовый сад, который плодоносит до сих пор.

Для обеспечения жильем кадров Лаборатории № 2 ей было передано здание пустующей школы по Песчаному проезду недалеко от станции метро «Сокол». Началась проработка проектов зданий корпусов Лаборатории № 2: «К» (Курчатова), «Мс» (Неменова), «А» (Арцимовича), «В» (Меркина).

Курчатову тогда приходилось заниматься и делами, далекими от науки, ощущая при этом недреманное око НКВД. Один из кураторов атомного проекта референт Берии генерал-майор инженерно-технической службы Василий Алексеевич Махнев 1 декабря 1944 года писал: «За месяц работы над вопросами, связанными с Лабораторией № 2, я убедился, что академик Курчатов более 50% своего времени тратит на разрешение всяких хозяйственных, в том числе мелких вопросов и мало занимается научной работой».

Наконец, весь научный коллектив Лаборатории № 2 был собран в одном здании, прозванном «красным домом», где курчатовцы и работали, и жили. Первая московская квартира Курчатова была в правом крыле второго этажа вблизи конференц-зала, где собирались ученые советы и проходили научные семинары.

Восьмого сентября 1944 года Курчатов рапортовал Молотову: «Я рад сообщить Вам, что наша лаборатория закончила строительство циклотрона и пустила его в ход в конце августа этого года. Создание этой установки является небольшим достижением в свете тех задач, которые Вы нам поручили, но коллектив лаборатории воодушевлен первыми достигнутыми успехами на трудном пути.

В связи с пуском циклотрона я в этом письме хочу выразить Вам горячую благодарность за помощь, которую Вы оказали строительству установки».

Но, конечно, не все шло гладко. Курчатов 29 сентября направил Берии записку «О неудовлетворительном состоянии работ по проблеме». Он настаивал на введении чрезвычайных мер для форсирования научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по созданию предприятий атомной промышленности, поскольку за границей создана «невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов. У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943-1944 годах, положение дел остается совершенно неудовлетворительным».

После рассмотрения этой записки в ГКО 3 декабря 1944 года был принято распоряжение ГКО «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых Лабораторией № 2 Академии наук СССР». Курчатова обязали разработать и представить ГКО план научно-исследовательских и экспериментальных работ на 1945 год. Этим же постановлением Государственный комитет обороны возложил контроль над организацией работ на Берию.

Судоплатов объяснял такое решение: «Фактически Курчатов и Иоффе поставили перед Сталиным вопрос о замене Молотова Берией в качестве руководителя работ по атомной проблеме». Разумеется, подобного рода вопросы перед Сталиным в принципе не мог поставить никто. Молотов перестал курировать ядерный проект по единственной причине. В последующие месяцы и годы предстояло решать судьбы послевоенного мира на серии международных конференций. Молотова просто физически не будет в стране большую часть времени. Руководить атомным проектом из-за рубежа невозможно.

В плане на 1945 год наряду с продолжением научно-исследовательских работ Курчатов намечал уже и проектно-технические: «Разработать эскизный проект опытного завода по получению урана диффузионным методом и технический проект одной секции этого завода; разработать эскизный и технический проект уран-графитового котла; разработать техническое задание на проектирование атомного снаряда-бомбы; спроектировать завод диффузионного получения урана-235, построить его в 1946 году, а в 1947 году получить уран-235 и испробовать его в опытных конструкциях атомного снаряда-бомбы». В третьем квартале 1945 года намечалось пустить на Чирчикском химкомбинате установку по производству тяжелой воды для котла «уран-тяжелая вода», изготовить опытные партии высококачественных графитированных электродов для уран-графитового котла.

Тогда же Курчатов внес на рассмотрение ГКО два проекта: первый – о строительстве при Лаборатории № 2 второго в мире по мощности циклотрона (установки «Мс»). Второй – проект увеличения мощности предприятий по добыче урановых руд, концентратов и соединений урана, а также строительства предприятий по получению концентрированного металлического урана. В 1945 году намечалось произвести семь тонн соединений урана против двух тонн в 1944 году и 500 килограммов металлического урана.

Озаботились подготовкой кадров физиков-ядерщиков. 21 февраля 1945 года вышло постановление ГКО «О подготовке специалистов по физике атомного ядра»: «В целях обеспечения высококвалифицированными кадрами Лаборатории № 2 Академии наук СССР и научно-исследовательских учреждений, работающих совместно с ней по специальным заданиям ГОКО в области физики атомного ядра,.. 1. Обязать Комитет по делам высшей школы при Совнаркоме СССР (т. Кафтанова) и Наркомпрос РСФСР (т. Потемкина) обеспечить выпуск из Московского государственного университета физиков по атомному ядру: в декабре 1945 г. – 10 человек, в 1946 г. – 25 человек и в дальнейшем не менее 30 человек ежегодно… 2…. Организовать со второго семестра 1945 года подготовку специалистов по химии радиоактивных элементов в Ленинградском государственном университете, по химии редких элементов в Московском институте тонкой химической технологии, по компрессорным машинам и по молекулярной физике в Ленинградском политехническом институте… 4. Освободить от мобилизации в Красную Армию студентов, преподавателей, научных сотрудников, инженеров, лаборантов и рабочих кафедры физики атомного ядра…»

Разведка только наращивала объемы передаваемой в Москву информации. Поражаешься, насколько много удалось раздобыть разведчикам. Практически все.

Об этом можно судить хотя бы по плану агентурно-оперативной разработки «Энормоз», утвержденному Павлом Фитиным 5 ноября 1944 года:

«1. Состояние научных работ по проблеме "Энормоз"

По материалам агентурно-оперативной разработки положение с научно-производственной разработкой проблемы "Энормоз" в различных странах представляется в следующем виде:

1. В США.

США являются наиболее важным центром работ по "Энормозу", как по масштабам работ, так и по достигнутым результатам. Работы продолжают развиваться весьма успешно.

Результаты исследовательских работ, проводимых в ведущих университетах страны, быстро реализуются на практике; одновременно с работами в лабораториях ведутся проектные работы, строятся полупроизводственные установки и осуществляется заводское строительство больших масштабов.

Состояние работ по каждому из 3-х основных направлений работ:

а) Выделение активного урана-235 из природного урана.

По разработанному научными работниками методу выделения диффузионно-электромагнитным способом развернуто строительство завода, производительностью 1 кг урана-235 в день. Строительство характеризуется как непревзойденное по своим масштабам. Место строительства - лагерь "X" в Теннессийской долине, шт. Теннеси.

б) Строительство атомных машин, т. е. производства элемента 94 с одновременным получением большого количества энергии.

Имеются сведения о наличии в США 9 атомных машин. О шести из них имеются следующие данные: <...>».

Мощности были от 100 ватт до 50 тысяч киловатт, а системы - «уран - графит», «уран - тяжёлая вода» и «обогащённый уран - обычная вода».

«в) Разработка и конструирование атомной бомбы.

По имеющимся данным, 1-я экспериментальная бомба должна быть готова осенью 1944 г. Работы ведутся в лагере "У" в шт. Нью-Мексике и считаются ещё более секретными, чем работы по атомным машинам.

2. В Англии.

Работы англичан по "Энормозу" поставлены в зависимое положение от американцев благодаря меньшим экономическим возможностям Англии, по сравнению с США, в условиях военного времени.

Основная часть работ англичан по "Энормозу" ведется в Канаде, куда они были перенесены из соображений большей безопасности от вражеских налетов с воздуха и в целях сближения с американцами. Меньшая часть научных работников, оставшаяся в Англии, продолжает вести работы в прежних направлениях, хотя и сокращённые по своему объему. Работы ведутся университетами: Кембриджским, Оксфордским, Ливерпульским, Бирменгемским и др., а также известной фирмой "Империал Кемикал Индастриес".

3. Канада.

Работы ведутся в Монреале, в системе Канадского национального совета по исследованиям. Научный коллектив, состоящий из переведенных из Англии и местных работников, значительно возрос и составляет около 250 человек. Основными объектами работы является строительство 2-х атомных уста­новок системы уран-графит:

1) экспериментальной установки и 2) крупной промышленной - на 100.000 квт.

В состав канадского коллектива входят также французские научные работники, часть из которых уже выехала во Францию (проф. Оже), а другие намерены последовать за ним (Герок, Голдшмидт).

В результате тесного контакта в работе научных работников этих 3-х стран установлено следующее распределение направлений научной работы между ними: наибольшее внимание уделяется работам по быстрым нейтронам, т. е. выделению активного урана-235 из природного урана диффузионно-электромагнитным способом для непосредственного использования их в атомной бомбе. Эти работы ведутся американцами. Канадский центр объединяет английских, канадских и американских специалистов, работающих в области медленных нейтронов, т. е. над строительством атомных машин. Эти работы стоят на втором месте. На последнем месте стоят работы, ведущиеся в Англии.

В Монреаль прибывают специалисты, работающие в области медленных нейтронов. В свою очередь, ряд английских представителей выехали из Англии и из Канады в США и работают там совместно с американцами.

4. Франция.

Известный французский физик Жолио-Кюри, занимающийся изысканиями в области "Энормоз", добился, якобы, существенных результатов.

Хотя англичане, а также, возможно, и американцы, уже сделали некоторые попытки к сближению с Жолио, последний, по-видимому, останется во Франции и вряд ли будет сотрудничать с кем-либо без официального согласия своего правительства. Таким образом, возникает ещё один центр работ по "Энормозу".

5. Германия.

Точных данных о состоянии научной разработки проблемы "Энормоз" в этой стране у нас не имеется. Имеющиеся сведения противоречивы. По одним из них немцы добились значительных результатов, по другим - Германия при ее экономическом и военном положении не может вести сколько-нибудь серьезных научных работ в области "Энормоз".

Известно, что работы ведутся учеными: Хайсенберг, Вайцзеккер, Хан, Эзау и др.».

Наиболее «урожайным» с точки зрения количества и качества полученной информации стал для советской разведки период с конца 1944 года, когда от основных ее источников в США, среди которых были такие непосредственные участники проекта «Манхэттен», как Клаус Фукс, Бруно Понтекорво, Сэвилл С. Сакс, Теодор О. Холл и другие, были получены детальные описания лаборатории в Ок-Ридже и завода в Лос-Аламосе, системы охраны предприятий, сведения об участии в создании ядерной промышленности корпораций «Келекс», «Дюпон», «Юнион Карбайд» и других фирм, данные об ученых, участвовавших в реализации проекта.

В апреле 1945 года была получена подробная информация о конструкции американского опытного реактора Ферми, который мог послужить прототипом реактора, заработавшего в Лаборатории № 2 в августе 1946 года.

Описание бомбы, которую американцы испытают в Аламогордо и взорвут в Хиросиме и Нагасаки, было предоставлено заранее и с абсолютной точностью. Например:

«БОМБА ТИПА "He" (HIGH EXPLOSIVE)

В июле месяце сего года ожидается производство первого взрыва атомной бомбы.

Конструкция бомбы. Активным веществом этой бомбы является элемент 94 без применения урана-235. В центре шара из плутония весом 5 килограмм помещается так наз. инициатор - бериллиево полониевый источник альфа-частиц (плутоний окружается 50 фунтами тьюб-аллой, который является «темпером»). Все это помещается в оболочку из алюминия толщиной 11 см. Эта алюминиевая оболочка, в свою очередь, окружается слоем взрывчатого вещества «пенталит» или «composition C» (по другим данным «Composition B») с толщиной стенки 46 см. Корпус бомбы, в который помещается это ВВ, имеет внутренний диаметр 140 см. Общий вес бомбы, включая пенталит, корпус и проч. - около 3 тонн.

Ожидается, что сила взрыва бомбы будет равна силе взрыва 5.000 тонн ТНТ. (Коэффициент полезного действия - 5-6%.) Количество «fission» равно 75-10.

Запасы активного материала.

а) Уран-235. На апрель с. г. было 25 килограмм уран-235. Его добыча в настоящее время составляет 7,5 кг в месяц.

б) Плутоний (элемент 94). В лагере-2 имеется 6,5 кг плутония. Получение его налажено, план добычи перевыполняется».

Или вот еще одно донесение. 28 февраля 1945 года руководитель НКГБ Всеволод Николаевич Меркулов сообщал Берии: «Проведенные силами ведущих научных работников Англии и США исследовательские работы по использованию внутриатомной энергии для создания атомной бомбы показали, что этот вид оружия следует считать практически осуществимым и проблема ее разработки сводится в настоящее время к двум основным задачам:

1. Производство необходимого количества расщепляемых элементов - урана-235 и плутония.

2. Конструктивная разработка приведения в действие бомбы.

В соответствии с этими задачами в США созданы следующие центры:

1. а) Лагерь-1, он же лагерь «X» - в Вудс Холле, в 35 километрах от г. Ноксвилл, шт. Теннеси. Здесь ведется строительство завода производства урана-235. На строительство этого завода ассигновано 2 миллиарда долларов, занято около 130 тысяч человек. Общее руководство по строительству завода поручено фирме «Келлекс» - специально созданной для этой цели дочерней организации известной проектной фирмы «М.В. Келлог» в Нью-Йорке. Контракт на строительство выдан фирме «Джонсон Констракшн»; кроме того привлечены другие известные фирмы: «Дюпон», «Карбайд энд Карбон Кемикал. Ко». Все работы по созданию завода носят условное название «Клинтон Инжиниринг Воркс»…

б) Лагерь «W», около г. Хэнфорд, шт. Вашингтон, на реке Колумбия. На установке, принадлежащей фирме «Дюпон», здесь производится элемент 94 или плутоний.

2. Лагерь-2, он же лагерь «Y» - в местечке Лос-Аламос, в 70 километрах к северо-западу от небольшого города Санта-Фе, шт. Нью-Мексико. Лагерь находится в непосредственном ведении Военного министерства. Здесь проводятся исследовательские и экспериментальные работы над созданием самой бомбы.

Лагерь-2 изолирован от внешнего мира. Он расположен в пустынной местности, на вершине плоской «столовой» горы. На территории лагеря, отгороженной проволокой и находящейся под специальной охраной, проживает около 2 тысяч человек. Для них созданы хорошие бытовые условия: удобные квартиры, площадки для игр, бассейн для плавания, клуб и т.д. Почтовая переписка с внешним миром контролируется. Выезд работников из лагеря разрешатся только по специальному разрешению военных властей. Вокруг лагеря имеются несколько полигонов. Ближайший из них - Анкор Ранч, находится в 5 милях от Лос-Аламоса.

Последние исследовательские данные об эффективности атомной бомбы вносят новое представление о масштабах разрушения. По расчетам, энергия атомной бомбы общим весом около 3 тонн будет эквивалентна энергии обычного взрывчатого вещества весом от 2.000 до 10.000 тонн. Считают, что взрыв атомной бомбы будет сопровождаться не только образованием взрывной волны, но и развитием высокой температуры, а также мощным радиоактивным эффектом, и что в результате этого все живое в радиусе до 1 километра будет уничтожено.

Разрабатываются два способа производства взрыва атомной бомбы:

1. Баллистический

2. Методом «внутреннего взрыва»…

В связи со всей проблемой использования внутриатомной энергии урана в целом вопрос о наличии и мощности месторождений урановой руды в каждой из стран приобретает особо важное значение.

В нашем распоряжении имеются следующие данные по этому вопросу:

Главные месторождения урановых руд находятся в бельгийском Конго, Канаде, Чехословакии, Австралии и на о-ве Мадагаскар.

Канадская руда разрабатывается фирмой «Канадиен Радио энд Ураниум Корп» в Порт Хоуп, Онтарио и использовалась как англичанами, так и американцами. Со стороны Канадского правительства было намерение национализировать урановые разработки. Но американцы предупредили это мероприятие, закупив канадские месторождения, хотя и в значительной степени уже истощенные.

Кроме того, американцы добились неограниченного контроля над добычей урановых руд в Бельгийском Конго. Позиция англичан в Бельгийским Конго значительно слабее, так как промышленная верхушка этой колонии склоняется в сторону американцев и настроена сепаратистски, за выделение в независимое государство.

Месторождения урановой руды в Чехословакии расположены в Судетской области, в окрестностях Иоахимшталь на южных склонах Эрцгебирга в 20 километрах к северу от Карлсбада.

По нашим агентурным данным, англичане были якобы намерены заключить соглашение с Чехословацким правительством в Лондоне по вопросу об эксплуатации этих месторождений».

Разведка помогла Курчатову сделать вывод и о принципе приведения в действие ядерной бомбы. Специалисты называют это «вторым судьбоносным решением, определившим принципиальный облик ядерного оружия». Проведя анализ материалов разведки, он сделал выбор в пользу принципа имплозии.

Получив 5 марта новую порцию материалов, Курчатов 16 марта направляет свое заключение: «Материал представляет большой интерес: в нем, наряду с разработанными нами методами и схемами, указаны возможности, которые до сих пор у нас не рассматривались. К ним относятся: 1) применение уран-гидрида-235 вместо металлического урана-235 в качестве взрывчатого вещества в атомной бомбе; 2) применение «взрыва во внутрь» для приведения бомбы в действие…

При методе «взрыва во внутрь» используются громадные давления и скорости, которые развиваются при взрыве. В материалах указано, что этот метод дает возможность увеличить скорость частиц до 10,0 метров в секунду в том случае, если будет обеспечена симметрия давления, и что, следовательно, этот метод следует предпочесть методу «выстрела». Сейчас трудно дать окончательную оценку правильности такого заключения, но несомненно, что метод «взрыва во внутрь» представляет большой интерес, принципиально правилен и должен быть подвергнут серьезному теоретическому и опытному анализу».

На следующий пакет сообщений разведки, Курчатов 7 апреля давал заключение: «Материал большой ценности. Он содержит данные: 1) по атомным характеристикам ядерного взрывчатого вещества; 2) по деталям взрывного метода приведения атомной бомбы в действие; 3) по электромагнитному методу разделения изотопов урана…

Изложен метод приведения бомбы в действие «взрывом во внутрь» (implosion method), о котором мы узнали совсем недавно и работу над которым только начинаем. Однако уже сейчас нам стали ясными все его преимущества перед методом встречного выстрела…

Я бы считал необходимым показать соответствующий текст (от стр. 6 до конца, за исключением стр. 22) проф. Ю.Б. Харитону». Харитон уже с 1943 года занимался разработкой конструкции самой ядерной бомбы.

В апреле Курчатов включил в план работ над бомбой новый метод подрыва, основанный на «взрыве во внутрь» - методе имплозии.

15 мая Сталин утвердил постановление ГКО № 8579сс/ов, составной частью которого являлся план научно-исследовательских работ курчатовской Лаборатории № 2 по ядерной проблеме на 1945 год. В VI разделе плана значились «Работы по атомной урановой бомбе», а их научным руководителем – Харитон.



Для бомбы нужен был уран, которого в Советском Союзе по-прежнему не было. От слова совсем. Вернадский 13 марта 1943 года направил записку президенту АН Комарову и академикам Иоффе и Хлопину с «предложением скорейшего восстановления деятельности Урановой комиссии и организации геолого-разведочных работ по поиску новых месторождений урана, так как запасов урана в стране практически не было… Первухин и Курчатов вызвали Хлопина в Москву из Казани. Академик сообщил, что в имеющемся в Средней Азии руднике, где добывают радиевые руды для цветной металлургии, в отходах имеется уран. Первухин и Курчатов доложили правительству, что необходимо организовать срочные работы по разведке новых месторождений и добыче урана в больших масштабах Следствием этого явилось новое распоряжение ГКО от 30 июля № 3834 "Об организации геолого-разведочных работ, добычи урана и производства урановых солей"».

В дополнение к этому распоряжению 3 августа 1943 года ГКО предлагает Академии наук поручить Хлопину и его сотрудникам организационную работу и проверку всех имеющихся и вновь найденных образцов пород и руд урана и к 15 сентября 1943 года представить на утверждение президиума Академии развернутый план работ. Руководствуясь этим, Президиум АН СССР принял 18 августа 1943 года соответствующую резолюцию «Об организации работ по геологии урана».

ГКО обязывал Наркомат цветной металлургии добыть в 1943 году первую партию урана – 100 тонн. Но это постановление не было выполнено ни в 1943-м, ни в 1944 годах. 8 апреля 1944 года ГКО принял постановление № 5583сс «О развитии геологоразведочных работ по радиоактивным элементам». К 1945 году удалось получить только один килограмм, и ни руководство страны, ни Курчатов не знали, будет ли вообще получено нужное количество…

Первый слиток урана весом около килограмма был получен в лаборатории Института редких и драгоценных металлов в конце 1944 года. Таким образом, к 1945 году США располагали 3140 тоннами металлического урана, Советский Союз – одним килограммом.

В начале 1945 года недалеко от главного здания Лаборатории № 2 поставили большую армейскую палатку, куда начал поступать особо чистый графит, а затем и уран. Расчеты показывали, что для достижения критических размеров, позволяющих осуществить самоподдерживающуюся цепную реакцию деления, потребуется до 50 тонн урана и около 500 тонн графита.

Ситуацию спасла Победа. В поверженную Германию направили комиссию во главе с Завенягиным, Махневым, Кикоиным и Харитоном, которой удалось найти уран и немало узнать о состоянии немецкой ядерной программы.

Как выяснится, в январе 1944 года Гейзенберг получил литые урановые пластины для большой реакторной сборки в Берлине. Для нее сооружался специальный подземный бункер. Эксперимент по получению цепной реакции был намечен на начало 1945 года. Но он так и не состоялся. 31 января все оборудование спешно демонтировали и отправили на юг Германии. В конце февраля реактор прибыл в деревню Хайгерлох недалеко от швейцарской границы. 23 марта профессор Герлах позвонил в Берлин и доложил, что реактор работает. Но радость была преждевременна — реактор не сумел достичь критической точки. После перерасчётов оказалось, что количество урана необходимо увеличить ещё на 750 кг, кроме того, увеличить количество тяжёлой воды, запасы которой уже иссякали. 23 апреля в Хайгерлох вошли американские войска. Реактор был вывезен в США.

Вопрос о возможности создания учёными Третьего рейха атомной бомбы остается открытым до сих пор. Общепринято мнение, что проект не был реализован из-за выбора далеко не оптимального пути, связанного с использованием тяжелой воды. Распространённо мнение и об игнорировании руководителями рейха атомной проблемы. Действительно, в середине войны в руководстве Германии возобладало стремление сосредоточить ресурсы на проектах, дающих скорейшую отдачу в виде новых систем оружия. И – может быть, самое главное - на германские атомные исследования было затрачено в двести раз меньше средств и в них было занято в полторы тысячи раз меньше людей, чем в «Манхэттенском проекте».

В 1945 году на территории Германии победители усиленно разыскивали немецких учёных и инженеров всех специальностей, прежде всего имеющих отношение к военным исследованиям и производству, особенно учёных-ядерщиков.

Часть из них была обнаружена в лагерях для военнопленных. Всего советскими органами было выявлено 1600 человек, имевших отношение к ядерным исследованиям, среди них 111 докторов физико-математических наук. Они сильно помогут в реализации нашего ядерного проекта и многие заслуженно получат высшие правительственные награды СССР.

Но, главное, группой Завенягина в СССР было направлено 300 тонн окиси урана, что резко изменило ситуацию к лучшему. Вместе с ураном в Лабораторию № 2 были доставлены также научная и техническая документация, приборы и оборудование из ряда профильных немецких исследовательских центров.

В начале 1946 года Курчатов писал: «До мая 1945 года не было надежд осуществить уран-графитовый котел, так как в нашем распоряжении было только 7 тонн окиси урана и не было надежды, что нужные 100 тонн урана будут выработаны ранее 1948 года. В середине 1945 года Берия направил в Германию специальную группу работников Лаборатории № 2 и НВКД во главе с Завенягиным для розыска урана, выяснения на месте результатов научной работы, вывоза урана и тяжелой воды и др. материалов, а также опроса ученых Германии, занимавшихся ураном». Это позволило, как сказал Курчатов Харитону, «на несколько лет сократить сроки пуска реактора».

Урановые залежи разведывали и в СССР. В Среднюю Азию была отправлена комиссия, обнаружившая новые значительные запасы урана. Начинались горные разработки вблизи Желтых вод на Украине, в Силламяэ в Эстонии, Сланцах в Ленинградской области, вблизи Пятигорска на Кавказе, на Урале, на востоке Сибири, на Колыме. В 1945 году в Советском Союзе было произведено 115 тонн урана.

Теперь требовалось создать технологию получения чистого металлического урана, которая была разработана по заданию Курчатова (в решение этой задачи выдающийся вклад внес немецкий ученый Н. Риль) и освоена в промышленном масштабе на заводе № 12 в г. Электросталь Московской области.

Кроме того, активно использовали урановые месторождения в советской зоне оккупации в Германии, где были построены фабрики для получения уранового концентрата, отправляемого затем в Советский Союз. Урановые рудники закладывали в Болгарии, Польше, Чехословакии. СССР начал добычу урана в китайской провинции Синьцзян.

Параллельно с проблемой урана решалась и другая важнейшая задача – производство в больших количествах графита. В результате исследований в Лаборатории № 2 в ноябре 1944 года были сформулированы жесткие требования к реакторному графиту (примеси бора – только миллионные доли), и летом 1945 года удалось разработать специальный технологический процесс. Графит требуемой чистоты для использования в ядерном реакторе был выпущен на Московском электродном заводе.

К этому времени американская бомба была уже практически готова.

Встал вопрос о том, как ее использовать.