Разгромить Японию

Против Японии Советский Союз применил стратегию быстрой победы. «План заключался в одновременном нанесении со стороны Забайкалья, Приморья и Приамурья главных и ряда вспомогательных ударов по сходящимся к центру Северо-Восточного Китая направлениям с целью рассечения и разгрома по частям основных сил японской Квантунской армии», - обобщал Василевский основной замысел. Фронты 1-й Дальневосточный маршала Мерецкова - из Приморья через укрепленные районы, тайгу, горные хребты; и Забайкальский маршала Малиновского - из района Тамцаг-Булакского выступа через пустыни и горы наносили два главных удара, сходящихся в средостенье Маньчжурии - Чанчуне. 2-й Дальневосточный фронт генерала армии Пуркаева наносил удар из района Благовещенска на юго-запад.

Василевский продолжал свой рассказ: «В ночь на 9 августа передовые батальоны и разведывательные отряды трех фронтов в крайне неблагоприятных погодных условиях – летнего муссона, приносящего частые и сильные дожди, - двинулись на территорию противника. С рассветом главные силы Забайкальского и 1-го Дальневосточного фронтов перешли в наступление и пересекли государственную границу. В это время я находился в районе штаба 1-го Дальневосточного фронта, который перед открытием военных действий перешел из-под Ворошиловска в тайгу, в специально построенные домики. А штаб Главного командования по-прежнему находился близ Читы».

Особенно стремительным было наступление Забайкальского фронта, в состав которого входили бронетанковые и моторизованные соединения, прошедшие войну с Германией, и кавалерийские соединения Монгольской народно-революционной армии.

Как началась операция на Забайкальском фронте - в описании Плиева, который в пустыне о муссонных дождях мог только мечтать: «Наша оперативная группа выдвинулась на передовой командно-наблюдательный пункт. В полночь через границу ушли сильные разведывательные и передовые отряды. Они должны были уничтожить проводную связь на японских пограничных заставах, а затем внезапным налетом разгромить их…

И в тот же миг далеко впереди на черном фоне неба возникает яркий сноп света, мгновенно, как бы зажженные от него, вспыхнули сотни подобных световых сигналов вдоль государственной границы. Тишину ночи тут же разорвал резкий гул моторов – двинулись танки, самоходные орудия, бронемашины, автомобили, мотоциклы, тьму прорезали тысячи лучей света.

Казалось, вспыхнула пламенем вся степь и огненная река, вырвавшаяся из берегов, с грохотом и ревом устремилась в глубь Внутренней Монголии.

Первый эшелон главных сил конно-механизированной группы перешел государственную границу в 3 часа, второй – в 4 часа ночи. Разведгруппы и усиленные передовые части 25-й механизированной и 43-й танковой отдельных бригад к этому времени были уже далеко впереди.

Вскоре появились первые партии пленных.

- Ничего не понимаю, - сокрушенно говорил на допросе молодой японский офицер, крайне подавленный случившимся, - все произошло так внезапно…

Первый удар был осуществлен точно по плану. Уничтоженными оказались все пограничные заставы и японские разведывательные пункты.

С первыми лучами солнца через главную линию пограничных холмов в предбоевых порядках перевалили на рысях дивизии монгольской конницы, составлявшие резерв конно-механизированной группы».

9 августа главная ударная группировка фронта в составе трех армий двинулась вперед с Тамсаг-Булакского выступа на Чанчунь, где дислоцировался штаб Квантунской армии. Наступление оказалось стремительным и неожиданным для врага. Соединения 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника А.Г. Кравченко уже в первый день достигли предгорий Большого Хингана…

На всех операционных направлениях армии Забайкальского фронта развили высокие темпы наступления. Под их ударами рушилась тщательно подготовленная долговременная оборона японцев. 30-я, 44-я полевые и 4-я отдельная японские армии теряли связь, управление и взаимодействие, в их войсках нарастала паника».

Войска 1-го Дальневосточного фронта пересекли государственную границу в час ночи. В полосе 35-й армии, действовавшей на правом фланге, атаке предшествовал 15-минутный артиллерийский налет. На главном же направлении 1-я Краснознаменная и 5-я армии начали наступление без артподготовки.

Мерецков объяснял почему: «Произошло неожиданное: разразилась гроза, хлынул тропический ливень. Перед нашими войсками находились мощные железобетонные укрепления, насыщенные большим количеством огневых средств, а тут разверзлись хляби небесные… Наша артиллерия молчит. Замысел был такой: используя боевой опыт Берлинской операции, мы наметили атаковать противника глухой ночью при свете слепящих его прожекторов. Однако потоки воды испортили все дело.

А время идет. Вот наступил час ночи. Больше ждать нельзя. Я находился в это время на командном пункте генерала Белобородова… Несколько секунд на размышление – последовал сигнал. Советские воины бросились вперед без артподготовки. Передовые отряды оседлали узлы дорог, ворвались в населенные пункты, навели панику в обороне врага. Внезапность сыграла свою роль. Ливень позволил советским воинам в кромешной тьме ворваться в укрепленные районы и застать противника врасплох». К исходу дня войска 1-го Дальневосточного фронта углубились на территорию противника до 10 километров.

На 2-м Дальневосточном фронте Пуркаева наступление началось тоже 9 августа в час ночи. «Через Амур двинулись передовые отряды 15-й армии и пограничники. Их задачей являлся захват островов и участков противоположного берега реки. Выполнили они ее блестяще, а вслед за тем приступили к форсированию Амура и основные части армии… Корабли Краснознаменной Амурской флотилии вошли в устье Сунгари и завязали бой в укрепленном районе японцев... Авиация в свою очередь наносила удары по японским войcкам и другим военным объектам. Начало войны везде было успешным».

Японские укрепленные линии, созданные по Амуру, Уссури и Большому Хинганскому хребту, были повсюду прорваны, а в тех местах, где японцы продолжали сопротивление, они были блокированы и обойдены. Тихоокеанский флот вышел в открытое море, перерезал морские коммуникации, использовавшиеся Квантунской группировкой для связи с Японией, и силами авиации и торпедных катеров нанес мощные удары по японским кораблям и военно-морским базам в Северной Корее.

В Китае давно этого дня и ждали, и боялись, но не думали, что он наступит так быстро. Чан Кайши направил Сталину телеграмму, к которой подчеркивал: «Объявление Советским Союзом с сегодняшнего дня войны против Японии вызвало у всего китайского народа чувство глубокого воодушевления. От имени Правительства, народа и армии Китая имею честь выразить Вам, а также героическому народу и армии Советского Союза искреннее и радостное восхищение. В самом начале освободительной войны Китая Советский Союз первый оказал нам величайшую моральную и материальную помощь, за которую наш народ преисполнен признательности».

К Скворцову в Чунцине пришел советник американского посольства Бриггс и заявил, что «Хёрли сожалеет, что, будучи занятым неотложными делами, не может прийти и лично выразить свою радость, что народы США и СССР "опять воюют рука об руку против общего врага". От имени Хёрли Бриггс выразил уверенность, что наши войска встретятся в Токио. Он говорил, что японцы под ударами со всех сторон не смогут держаться долгое время и полная победа может быть достигнута в этом (1945) году».

Владимиров описал в дневнике реакцию верхушки компартии: «Вступление Советского Союза в войну вызвало замешательство руководства КПК. Никто здесь не ожидал столь быстрой переброски наших войск из Германии на Дальний Восток и не предполагал от них ударов такой мощи. Красная Армия сокрушила японскую оборону. В этом замешательстве особенно проявилась застарелая "болезнь" руководства КПК – недооценка возможностей Советского Союза».

Мао Цзэдун направил Сталину приветственную телеграмму: «От имени китайского народа мы горячо приветствуем объявление Советским правительством войны Японии. Стомиллионное население и вооруженные силы освобожденных районов Китая будут всемерно координировать свои усилия с Красной Армией и армиями других союзных государств в деле разгрома ненавистных захватчиков». Сразу же в движение были приведены и вооруженные силы компартии. Мао 9 августа отдал приказ: «8-я армия, Новая 4-я армия и другие народные войска должны, используя свои возможности, развернуть широкое наступление на отказывающиеся капитулировать войска агрессора и его приспешников, уничтожать эти вражеские силы, захватывать их вооружение и имущество, самым энергичным образом расширять освобожденные районы, сокращать районы, оккупированные врагом... Необходимо смело поднимать многомиллионные массы в оккупированных районах и немедленно создавать подпольную армию, готовить вооруженные восстания, во взаимодействии с наступающими с фронта частями уничтожать врага». Но при этом сам Мао, как уверял Владимиров, впал в некоторую растерянность: «Военное наступление Красной Армии в Маньчжурии и Забайкалье парализует волю председателя ЦК КПК… В нем ничего не осталось от обычной императорской величавости».



После того, как советские войска начали наступление, в Кремль вновь пригласили Гарримана, который телеграфирует Трумэну: «Я встретился со Сталиным и Молотовым этим вечером. Сталин сказал, что его передовые части уже пересекли границы Маньчжурии на западе и на востоке, не встретив нигде серьезного сопротивления, и на некоторых участках продвинулись на 10-12 километров. Когда Гарриман спросил, какой эффект окажет на японцев атомная бомба, Сталин ответил:

- Японцы в настоящее время ищут предлог для смены существующего правительства таким, которое было бы способно согласиться на капитуляцию. Бомба могла бы дать им такой предлог.

В мемуарах Гарриман продолжает: «Он проявил большой интерес к атомной бомбе и сказал, что она может означать конец войнам и агрессии, но ее секрет надо хранить в тайне. Он сказал, что русские нашли в Берлине лаборатории, в которых немцы работали над расцеплением атома, но не обнаружили там признаков каких-либо результатов. Советские ученые тоже работают над проблемой, но пока не смогли ее решить».

Теперь уже Трумэну нужно было спешить.



Вторая американская ядерная атака была проведена на два дня раньше установленного президентом срока. Во-первых, потому, что в войну с Японией вступал СССР, и Трумэн не желал, чтобы Москва претендовала на роль победителя. Во-вторых, ожидалось установление в Японии надолго облачной погоды.

Около трех часов ночи 9 августа майор Чарльз Суини, командир бомбардировщика Б-29, на борту которого находилась бомба «Толстяк», вылетел с того же острова Тиниан.

Целью бомбардировки была определена Кокура. При подлете к городу с бортов самолетов-разведчиков сообщили, что над городом сгущается облачность, но пока еще возможно бомбометание при визуальном контроле. В девять часов с минутами Суини находился над Кокурой. Однако к этому времени город полностью затянуло тучами.

О том, как бомбили Нагасаки, Трумэн поведал сам: «9 августа была сброшена вторая атомная бомба, на этот раз на Нагасаки. Мы дали японцам три дня, чтобы настроить умы на капитуляцию, и бомбардировка могла быть задержана еще на пару дней из-за погоды. В эти три дня мы дали понять серьезность наших намерений. 7 августа 20-я воздушная армия направила около ста тридцати В-29, а 8-го она отчиталась об участии 420-ти В-29 в дневных и ночных атаках. Первой целью для второй атомной бомбы была Кокура, Нагасаки – второй. Третий город в списке – Ниигата – была исключена, она была слишком далеко. К моменту, когда самолет достиг Кокуры, погода испортилась, и после трех заходов на цель, которая так и не стала видна, и с горючим на исходе, была предпринята попытка удара по второму выбору – Нагасаки. Там тоже погода закрывала цель, но просвет в облаках дал бомбардиру шанс, и Нагасаки успешно разбомбили.

Эта, вторая демонстрация мощи атомной бомбы очевидно повергла Токио в панику, поскольку следующее утро принесло первые признаки того, что Японская империя готова сдаться».

Просвет в небе над Нагасаки был над городским стадионом. Там Суини и нажал рукоять сброса бомбы. Взрыв произошел в 11.02. Мощность его составляла около 21 тысячи тонн тринитротолуола, то есть была большей, чем мощность взрыва над Хиросимой. Тем не менее жертв и разрушений оказалось меньше: часть пораженного района пришлась на водную поверхность, а часть была неплотно заселена. Число погибших и умерших от последствий взрыва оценивалось в 60-80 тысяч человек.

Насколько использование ядерного оружия против Японии было обусловлено военной необходимостью и насколько оно было продиктовано политическими соображениями? И какую роль бомбардировки Хиросимы и Нагасаки сыграли в капитуляции Японии.

Молотов до конца дней был уверен, что эти бомбы были не столько против Японии, сколько против Советского Союза. Соединенные Штаты, считал он, руководствовались не столько логикой военных действий, сколько стремлением запугать СССР, продемонстрировать ему свои неограниченные военные возможности, чтобы осуществлять ядерный шантаж Москвы и добиваться от нее уступок.

Для подобных подозрений, считает Гэддис, были основания: «Трумэн использовал бомбу главным образом для того, чтобы закончить войну, но он и его советники действительно надеялись с помощь нового оружия добиться более примирительного поведения со стороны Советского Союза. Они не разработали стратегии достижения этой цели, зато Сталин сразу разработал контрстратегию». Она заключалась в подчеркнутой жесткости в отстаивании своих интересов, чтобы у американцев не было и тени уверенности, что ядерный шантаж производит какое-либо впечатление на Москву.

Сьюзан Батлер замечает: «Сам выбор времени, когда она была сброшена, свидетельствовал о целенаправленной попытке лишить вступление Советского Союз в войну какого-либо смысла. Принизить его военную мощь, продемонстрировать свое превосходство, – короче говоря, это было воспринято как предостережение, как надо себя вести».

Знающий востоковед Александр Ландау считает, что «последний удар по Японии нанесла именно Красная Армия. Ведь внезапный удар русских и их стремительное продвижение вглубь Маньчжурии лишили верховное командование надежд на использование Квантунской армии, без которой защитить метрополию было уже фактически некому. А если бы Япония капитулировала слишком быстро после нападения русских, США лишились бы возможности провести испытательные бомбардировки. Поэтому атомные удары и были приурочены к началу советского наступления, чтобы капитуляция Японии выглядела следствием пугающей мощи нового оружия Соединенных Штатов».

У применения ядерной бомбы был еще один существенный политический аспект: рост популярности Трумэна внутри страны. По опросам, уничтожение Хиросимы и Нагасаки поддержали 75% американцев, уверенных, что Япония заслужила такую судьбу, а сами бомбардировки приближали окончание войны и избавляли США от дополнительных жертв. И многие соглашались со словами ведущего журналиста Уолтера Липпмана: «То, чем Рим являлся для Древнего мира, то, чем Великобритания была для Нового времени, Америка станет для мира завтрашнего».

Ядерное оружие давало США бесспорный сверхдержавный статус. И Белый дом форсировал создание все новых бомб. Генерал Гровс рапортовал, что третья бомба будет готова к середине августа, еще три будут созданы в сентябре и еще три – в октябре. Он писал Маршаллу: «Следующая бомба будет готова к доставке к цели в любой подходящий по погодным условиям день после 17 или 18 августа». Маршалл, однако, решил выждать. Трумэн согласился, изменив ранее принятое решение сбрасывать атомные бомбы на Японию по мере того, как они будут производиться.

Эйнштейн выступит с публичным осуждением ядерной бомбардировки только в 1946 году. Он уверял, что будь Рузвельт жив, он бы ее запретил. Позднее он напишет: «Я всегда осуждал использование атомных бомб против Японии».

Среди тех, кто не видел необходимости в применении бомб и чувствовал за это свою моральную вину, был и Оппенгеймер. Президенту он при личной встрече сказал:

- После варварских бомбардировок японских городов я и мои коллеги ощущаем кровь на своих руках.

На что Трумэн ответил:

- Ничего, она легко смывается водой.

Полагаю, это была фраза из богатого словарного арсенала партийной машины Пендергаста (не отличимой от мафии), где Трумэн начинал свою политическую карьеру.

Президент распорядился больше не пускать к нему Оппенгеймера.

Полковника Тиббетса, сбросившего бомбу на Хиросиму, президент подбодрит:

- Никогда не испытывайте чувства вины. Это мое решение. Вы солдат, и у Вас не было выбора.

Многие оправдывали и продолжают оправдывать Трумэна. Например, авторы его биографии в серии «Жизнь замечательных людей» Георгий Чернявский и Лариса Дубова, которые уверены, что «решение президента об атомных бомбардировках было оправданным и с чисто военной, и с морально-психологической точек зрения». Такой вот «замечательный человек».



Ну а что же японцы?

Девятого августа поднятый по тревоге штаб Квантунской группировки получил из штаба 5-й армии, а вскоре и из других объединений донесения, из которых стало ясно, что Советский Союз начал всеобщее наступление. «Внутри штаба, - отмечают японские военные историки, - царило возбуждение, подобное трепетанию огня в тигле». Начальник штаба генерал-лейтенант Хата в отсутствие находившегося в Дайрене главнокомандующего - генерала Ямада - взял управление войсками на себя и ввел в действие ранее разработанный на основе плана императорской ставки приказ на ведение операций по отражению противника. До шести утра были направлены указания для каждого операционного направления, нацеленные на «срыв наступления противника и нанесения ему разом мощного удара… используя для этого всю огневую мощь». Одновременно Хата ввел в действие «План обороны военного времени» и «Закон об обороне Маньчжоу-Го». Таким образом, войска Квантунской группировки смогли достаточно организованно встретить начало советского наступления. Однако вскоре по командным пунктам, штабам и узлам связи японских войск был нанесен мощный удар советской авиации, который осуществили одновременно сотни бомбардировщиков и штурмовиков. В результате связь между штабами и формированиями противника в Маньчжурии была нарушена.

Атака советских войск произвело на Токио ничуть не меньшее впечатление, чем ядерная бомбардировка. Во всяком случае, после взрыва бомбы в Хиросиме 6 августа Верховный совет по руководству войной даже не собирался: военные докладывали из Хиросимы, что хотя городу нанесен крупный ущерб, он сопоставим с теми разрушениями, которые многие японские города претерпели в результате массированных бомбардировок американской авиацией.

В императорскую ставку информацию о ядерной атаке 7 августа доставил фельдмаршал Хата (не путать с начальником штаба Квантунской армии генерал- лейтенантом Хата) – командующий 2-й Объединенной армией, штаб которой находился в Хиросиме. Он доложил, что здания его штаба были разрушены мало, число жертв среди военнослужащих незначительно. Действительно, мирное население составляло подавляющее большинство погибших. Хиросиме нанесен крупный ущерб, но не больший, чем многим другим городам от массированных налетов. О радиоактивном заражении местности японцы тогда не догадывались. Окраины города, где располагались военные предприятия, уцелели, а железнодорожное сообщение через город было восстановлено через 48 часов. Фельдмаршал Хата и военная верхушка считали, что Хиросима не должна влиять на готовность продолжать войну.

Императору доложили о характере удара, нанесенного по Хиросиме, только 8 августа. Находившийся в бомбоубежище император тогда сказал:

- Если противник применяет такого рода оружие, войну продолжать невозможно. Но для того, чтобы добиться выгодных условий, немедленно прекращать войну нельзя. Что касается условий, то, как только появится возможность маневрировать на переговорах, можно будет сразу же прекратить войну».

Фактор общественного мнения вообще не действовал: японцы узнают об атомных бомбардировках только после окончания войны.

После объявления войны Советским Союзом Верховный совет собрался незамедлительно: вызов Москвы был действительно для Японии экзистенциальным. Премьер-министр Судзуки на этом экстренном заседании заявил:

- Вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас окончательно в безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны.

Прозвучали мнения о том, что настало время принять Потсдамскую декларацию, к которой теперь присоединился и СССР. Вместе с тем согласились настаивать на сохранении «национальной государственности, т.е. прежде всего неприкосновенности императорского дома», как на непременном условии принятия декларации.

Было решено дать директиву Квантунской армии «повсеместно развернуть действия с целью последующего разгрома Советского Союза». Японским «экспедиционным» войскам в Китае было дано указание «оказать помощь в этом Квантунской армии». Мерецкову было известно: «9 августа в штаб Квантунской армии поступил приказ императора, который потребовал вести упорную оборону в районах, занимаемых японскими войсками, и готовить военные операции большого масштаба».

Во время заседания поступило сообщение об атомной бомбардировке Нагасаки. Но это сообщение мало повлияло на ход дискуссии.

Незадолго до полуночи 9 августа было вновь созвано заседание Высшего совета по руководству войной - уже в присутствии императора: премьер-министр, министр иностранных дел, министры родов войск, начальники штабов, председатель Тайного совета барон Хиранума.

Разброс во мнениях сохранялся, и Судзуки «попросил прощения за необходимость смиренно испросить императорское решение». Император произнес:

- Полагаться на уверенность родов войск в окончательной победе нельзя. Сейчас, вынося невыносимое, я принимаю условия Потсдамской декларации, с тем чтобы сохранить национальную государственность.