24 мая 1945 года. За русский народ!

Новый проект Вячеслава Никонова
"Горячее лето 1945"
Празднование Победы на официальном уровне началось 24 мая 1945 года, когда прошёл государственные приём в честь советских полководцев.

Начальник Оперативного управления Генерального штаба Штеменко зафиксировал начало подготовки к этому событию: «Через несколько дней после подписания победного приказа Верховный главнокомандующий приказал нам продумать и доложить ему наши соображения о параде в ознаменование победы над гитлеровской Германией.

– Нужно подготовить и провести особый парад, – сказал он. – Пусть в нём будут участвовать представители всех фронтов и всех родов войск. Хорошо бы также, по русскому обычаю, отметить победу за столом, устроить в Кремле торжественный обед. Пригласим на него командующих войсками фронтов и других военных по предложению Генштаба. Обед не будем откладывать и сделаем его до парада.

На другой день в Генштабе закипела работа. Были созданы две группы: одна вместе с Главным политическим управлением готовила списки лиц, приглашаемых на торжественный обед, а другая всецело занялась парадом».

Программу парада подготовили оперативно. Генштаб просил два месяца на подготовку. Главная причина задержки – полное отсутствие парадной формы у потенциальных участников парада. Не до неё было четыре года. И те же четыре года не было и строевой подготовки:

«24 мая, как раз в день торжественного обеда, мы доложили все это Сталину. Наши предложения он принял, но со сроками подготовки не согласился.

– Парад провести ровно через месяц – двадцать четвертого июня, – распорядился Верховный и дальше продолжил примерно так:

– Война еще не кончилась, а Генштаб уже на мирный лад перестроился. Потрудитесь управиться в указанное время. И вот что еще – на парад надо вынести гитлеровские знамена и с позором повергнуть их к ногам победителей. Подумайте, как это сделать… А кто будет командовать парадом и принимать его?

Мы промолчали, зная наверняка, что он уже решил этот вопрос и спрашивает нас так, для проформы. К тому времени мы уже до тонкостей изучили порядки в Ставке и редко ошибались в своих предположениях. Не ошиблись и на сей раз. После паузы Верховный объявил:

– Принимать парад будет Жуков, а командовать – Рокоссовский».

Днём 24 мая состоялось вручение маршалам Коневу, Малиновскому, Толбухину, Рокоссовскому орденов «Победа», а Жукову второго ордена «Победа».

«Для нас, работников Генерального штаба, 24 мая 1945 года было едва ли не самым напряженным днем после капитуляции гитлеровской Германии, – продолжал Штеменко. – Сразу после доклада Сталину наших соображений о параде мы засели за окончательную отработку директивы фронтам и еще до торжественного обеда в Кремле успели отправить его адресатам».

Авиаконструктор Яковлев рассказывал: «Сплошной вереницей проезжали под аркой Боровицких ворот машины с приглашенными на правительственный прием. Мне часто приходилось бывать в Кремле, но на этот раз я ехал туда как будто впервые. Последний прием был здесь как раз перед войной – 2 мая 1941 года. И вот мы вновь, после четырехлетнего перерыва, собрались – в парадной форме, счастливые, гордые нашей победой».

Полный состав участников приёма восстановить не удалось. «Это кажется немыслимым, но на сегодняшний день мы даже не имеем полного списка приглашенных, – утверждает Сергей Девятов, профессиональный историк, много лет проработавший в ФСО и облазивший там все архивы. – Известно, что позвали на прием всех командующих фронтами, а также особо отличившихся военачальников в ранге генералов. Плюс высшее партийное руководство. По моим подсчетам, всего было человек триста. Кого-то на прием звал лично Сталин. Приглашения печатались только для членов Государственного комитета обороны, но ни одно из них не сохранилось. Остальные проходили просто по спискам, которые тоже… не сохранились. Это какая-то мистика!».

Приём в честь командующих войсками Красной армии состоялся в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца. Это один из орденских залов, где воплощена идея памяти о многих поколениях воинов, верно служивших России и отличившихся в сражениях за Родину. Георгиевский зал всегда был главным церемониальным помещением Кремля. Со второй половины 1930-х годов руководители страны принимали здесь участников первомайских и ноябрьских парадов на Красной площади, выпускников военных академий РККА, героев-лётчиков или полярников.

Белый с золотом зал – продольная колоннада из восемнадцати витых колонн с выступами и нишами у стен. Чертог Георгия Победоносца, с высоченными потолками, огромными люстрами, великолепным паркетом. В нишах и на откосах столбов – мраморные доски с названиями 546 российских георгиевских полков и с именами георгиевских кавалеров. Сколько раз я там был в детстве – на новогодних ёлках. И в последние годы – на церемониях оглашения Послания Президента, на приёмах в День России или в День народного единства. Но мне даже трудно себе представить тот дух, который витал в прославленном зале, где впервые собрались командиры Великой Победы.

Столов 24 мая 1945 года было много, местами они стояли почти вплотную друг к другу. Гости расселись на красных креслах и на стульях в белых чехлах, которые по случаю приёма принесли изо всех залов Большого Кремлёвского дворца. Начала торжества с волнением ждали и полководцы, и артисты.

«В Георгиевском зале накрыты столы, украшенные цветами, – заметил Яковлев. – Ровно в восемь вечера в зале появились руководители партии и правительства. Как взрыв, потрясли своды древнего Кремлевского дворца оглушительные овации и крики "ура!". Они, кажется, длились бы бесконечно». За столом президиума разместились Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов, Хрущёв, Каганович, Андреев, Микоян, Шверник, Берия, Маленков, Булганин и Вознесенский. «Когда постепенно зал утих, Маршалы Советского Союза были приглашены за стол президиума. Они поднялись со своих мест в разных концах зала и один за другим под аплодисменты прошли к столу, за которым сидели руководители партии и государства. Все с восхищением смотрели на полководцев».

Вечер открыл и продолжал вести Молотов. Он традиционно был тамадой на довоенных застольях и на всех приёмах в ходе союзнических конференций военных лет. За главный стол Молотов пригласил маршалов Жукова, Конева, Будённого, Тимошенко, Рокоссовского, Малиновского, Толбухина, Говорова, адмирала флота Кузнецова, главного маршала артиллерии Воронова, главного маршала авиации Новикова.

Фотографий и звукозаписи не было, но велась стенограмма. Она была сильно обработана для газетной публикации, в первую очередь Молотовым, а затем и самим Сталиным. Но сохранился и оригинал стенограммы. И не запрещалось рисовать.

Наиболее известной стала картина «За великий русский народ!» кисти заслуженного деятеля искусств УССР Михаила Ивановича Хмелько, за которую он в 1948 году получит Сталинскую премию 2-й степени.

"За великий русский народ!"

Автор: М. И. Хмелько
Отмечали интенсивно. Стенографическая запись зафиксировала 31 тост (из них пять принадлежали Верховному главнокомандующему), в которых речь шла о 45 человеках. В газетном отчете осталось 28 здравиц (из них только две – сталинские) с упоминанием 31 человека.

«Раздался звонок председательствовавшего В. М. Молотова, – запомнил Яковлев, – и в наступившей на какой-то миг тишине он провозгласил тост».

– Правительство устроило настоящий прием с участием выдающихся деятелей социалистического строительства, науки и искусства в честь командующих войсками Красной Армии, командующих советскими войсками, которые вели в бой наши армии на многочисленный фронтах Великой Отечественной войны против германского фашизма, очистили нашу страну от ненавистных захватчиков и привели нас к победе над гитлеровской Германией. Первый тост я предлагаю в честь бойцов и командиров, красноармейцев и краснофлотцев, офицеров, генералов и славных маршалов, но прежде всего в честь того, кто руководил всей борьбой советского народа и привел к Великой победе, невиданной в истории, – любимого вождя товарища Сталина.

Второй бокал Молотов поднял «за великую партию Ленина – Сталина» и за её штаб – Центральный комитет.

Затем тамада переключил внимание на гостей из Польши. За четыре дня до этого в Москву прибыл эшелон с углём – подарок от польских горняков. Его доставила делегация, возглавляемая председателем профсоюза польских горняков Щесняком. Молотов предложил выпить «за демократическую, дружественную Советскому Союзу Польшу», выразив надежду, что советско-польская дружба станет примером и для других славянских народов. Члены польской делегации – «в живописных костюмах» (Штеменко) – подошли к столу президиума и хором спели какую-то польскую заздравную песню.

Сталин выслушал и произнёс (в газетном отчёте этого нет):

– За настоящую рабочую дружбу, которая сильнее всякой другой дружбы! За горняков наших и ваших!

Далее Молотов заметил, что среди участников торжества не было Михаила Ивановича Калинина, «который должен теперь особенно заботиться о своем здоровье». «Всесоюзный староста», который приближался к своему 70-летию, был действительно серьёзно болен, В конце апреля Политбюро предоставило ему отпуск для лечения, и он отбыл отдыхать на юг.

– Предлагаю выпить за здоровье одного из славных представителей русского народа, старейшего члена Центрального комитета большевистской партии, Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Здесь Сталин позволил себе вновь вмешаться:

– За нашего Президента, за Михаила Ивановича Калинина!

Не успели сесть, как слово взял Сталин:

– Разрешите поднять бокал за здоровье нашего Вячеслава, за руководителя нашей внешней политики. Имейте в виду, что хорошая внешняя политика иногда весит больше, чем две-три армии на фронте. За Вячеслава Михайловича Молотова, за руководителя нашей внешней политики! За нашего Вячеслава!

Тамада оказался единственным, кого на приёме 24 мая назвали без отчества.

После этого Молотов вновь взял бразды правления в свои руки.

– Разрешите мне быть кратким, когда я буду касаться заслуг командующих войсками Красной Армии. Все вы понимаете, что я должен начать с командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Жукова. Мы помним Жукова в защите Москвы, мы помним Жукова в защите Ленинграда. Все знают маршала Жукова как освободителя Варшавы. Все помнят о том, что под руководством маршала Жукова наши войска ворвались в фашистское логово – Берлин и водрузили над ним Знамя победы. За здоровье маршала Жукова!

Гости откликнулись на здравицу горячей овацией.

Сталин подхватил:

– Долой гитлеровский Берлин! Да здравствует Берлин жуковский!

Эти слова вызвали смех и аплодисменты в зале. В газетном отчете слов о «Берлине жуковском» не будет.

После этого Молотов продолжил тосты за других командующих фронтами. 1-го Украинского фронта Конева:

– Он громил немцев на Украине, освободил своими войсками чехословацкую столицу Прагу. Его войска вместе с войсками маршала Жукова брали Берлин.

2-го Белорусского Рокоссовского:

– За маршала, которого мы знаем по битвам под Сталинградом, сделавшим исторический поворот в нашей войне. Который освободил от немецких фашистов Данциг и взял город Штеттин – один из крупнейших городов северной Германии.

Затем – за маршала Говорова, «сломившего немецко-фашистскую блокаду Ленинграда и разгромившего немцев под Ленинградом, освободившего столицу Эстонии Таллин и вернувшего Советскому Союзу город Выборг».

За Малиновского:

– Он прошел с боями по нашему Югу, докончил освобождение многострадального Ростова и освободил столицу Венгрии Будапешт.

За маршала Толбухина:

– Со своими войсками дальше всех прошел по Югу, освободив Болгарию. Взял Вену.

– Маршал Василевский сегодня отсутствует по болезни, – Молотов сделал паузу и добавил. – Он своими войсками взял одну из цитаделей германского фашизма – Кёнигсберг.

Молотов слукавил, сказав, что Василевский отсутствует на приёме по болезни. Сделал он это в целях конспирации: Василевский готовил войска к войне с Японией, привлекать к этому внимание было преждевременно.

Потом были тосты за маршала Мерецкова, за генералов армии Баграмяна и Ерёменко.

Нельзя сказать, что тосты следовали один за другим.

«Довольно длительные промежутки, отделявшие один тост от другого, заполняла программа превосходного концерта», – замечал Штеменко. Перед собравшимися выступали тоже взволнованные торжественностью происходившего прославленные солисты Большого театра: Ирина Масленникова, Алексей Иванов, Галина Уланова и Ольга Лепешинская, Максим Михайлов, Марк Рейзен, Валерия Барсова, Наталья Шпиллер, Вера Давыдова. Оживляли обстановку также хор Пятницкого, ансамбль Моисеева и, конечно, Краснознамённый ансамбль песни и пляски под руководством Александрова.

Пище духовной ничем не уступала и пища, расставленная на столах. С меню постарались. Холодные закуски: икра зернистая, паюсная, расстегайчики, сёмга, балык белорыбий, сельдь с гарниром, ветчина, оливье, поросёнок, сыры, огурцы кавказские, помидоры.

Горячее: грибы белые в сметане, медальоны из дичи пуаврад, суп-крем из кур, консоме, борщок и пирожки-пай, стерлядь в шампанском, нельма отварная, индейка, цыплята, рябчики, спаржа, соус муслим и масло.

На десерт шоколадное парфе, кофе, ликер, коньяк, петифур, жареный миндаль и фрукты.

Полагаю, собравшиеся за столами это заслужили.

После командующих фронтами Молотов не оставил без внимания заслуженных военачальников Красной армии – Ворошилова, Будённого и Тимошенко.

А затем тамада попросил присутствующих «налить бокалы полнее», поскольку намеревался чествовать моряков. Он предложил здравицы за народного комиссара Военно-Морского Флота Кузнецова, адмирала флота Исакова и за командующих флотами: Балтийского – адмирала Трибуца, Черноморского – адмирала Октябрьского, Северного – адмирала Головко, Тихоокеанского – адмирала Юмашева. Сталин дополнил эту здравицу, пожелав адмиралу Юмашеву «успеха в возможной войне!». И эта реплика, естественно, не вошла в газетный отчёт – по той же причине соблюдения секретности в отношении предстоявшей войны с Японией.

Затем настал черед маршалов родов войск. В газетах были упомянуты три фамилии – главного маршала артиллерии Воронова, главных маршалов авиации Новикова и Голованова. Но из стенограммы явствует, что Молотов назвал также маршалов авиации Фалалеева, Ворожейкина, Астахова, Жаворонкова, Худякова; маршалов бронетанковых войск Федоренко и Ротмистрова; маршала артиллерии Яковлева; маршала инженерных войск Воробьёва и маршала войск связи Пересыпкина.

Молотов особо выделил Генеральный штаб Красной армии, подняв бокал за его начальника генерала армии Антонова и начальника оперативного управления Штеменко. В газетном отчёте Штеменко не упомянут.

Заключительный раунд здравиц посвящался членам Государственного комитета обороны (ГКО), а также Военных советов фронтов и армий, которые отвечали за политическую работу в войсках.

Молотов, сам заместитель председателя Госкомитета обороны, предложил тост в честь ГКО и «руководителей дела снабжения Красной Армии во время Великой Отечественной войны» тем боевым оружием, которым разгромлены на полях сражений враг и его союзники. Тамада последовательно называл фамилии членов Государственного комитета обороны, довольно подробно рассказывал о тех областях, которые те курировали.

В завершение Молотов провозгласил тост за здоровье всех присутствовавших и, прежде всего, за здоровье товарища Сталина. В газетном отчёте этого тоста Молотова нет, а здравицы в адрес членов ГКО заметно более лаконичны.

Последнюю застольную речь произнёс далеко за полночь сам Сталин.

«Как только он встал и попытался говорить, его слова потонули в море аплодисментов, – вспоминал Яковлев. – Когда немножко утихли, Сталин сказал:

– Разрешите мне взять слово. Можно?

И Сталин произнес свое известное слово о русском народе.

Речь Сталина постоянно прерывалась шквалом долго не смолкавших оваций, поэтому его короткий тост занял чуть ли не полчаса».

Приведём сначала этот тост в том виде, как его напечатали газеты:

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа (бурные, продолжительные аплодисменты, крики "ура").

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он – руководящий народ, но и потому, что у него ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам сёла и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой.

Но русский народ не пошёл на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошёл на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа!».

Однако в реальности в кремлёвских стенах прозвучали немного другие слова. Сталин сам внимательно отредактировал и частично переписал представленный ему текст стенограммы его выступления. В первых абзацах правка была небольшой, редакторской. Так, Сталин заменил «Я пью за» на грамматически неправильное: «Я поднимаю тост за» (тост – речь, поэтому его нельзя поднять). Но концовка изменилась сильно, в оригинале она звучала так:

«Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся.

Вот за это доверие нашему Правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!

За здоровье русского народа! (бурные, долго несмолкающие аплодисменты)».

Как видим, за столом Сталин был более самокритичен, чем в официальной версии.

Такого подъёма духа в кремлёвских стенах не было никогда.

Штеменко писал: «Мы считали, что словами Сталина с нами говорит сама партия. И под сводами Кремля вновь загремела овация.

… Тот день оставил глубокий след в душе каждого из нас. Многое мы вспомнили, многое передумали».

На картине Дмитрия Налбандяна «Торжественный приём в Кремле 24 мая 1945 года» участники изображены спускающимися с лестницы Большого Кремлёвского дворца уже после приёма. Довольные. За Сталиным – Молотов, Ворошилов, Микоян и отсутствовавший Калинин.

"Торжественный прием в Кремле 24 мая 1945 года"

Автор: Д. Налбандян
Пожалуй, ни одно из выступлений Сталина не вызывало такого потока комментариев – от восторженных до злобных и язвительных. Не буду ввязываться в спор.

На мой взгляд, ничего сверхъестественного не произошло. Сталин ранее многократно провозглашал здравицы всем, наверное, без исключения народам СССР. Роль русского народа тоже не отрицал. Даже в гимне пелось: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь».

Когда было более уместно сказать доброе слово о русском народе, как не в этот день – день празднования Великой Победы?

И извиниться перед ним.
Made on
Tilda