Разгромить Японию

Решение императора Хирохито принять Потсдамскую декларацию не вылилось в какие-либо приказы японским войскам, они продолжали драться. Мерецков подтверждал: «Второй приказ [от императора] был получен 10 августа. Он содержал указания действовать согласно предварительному плану общих операций в случае войны с Советским Союзом. План этот был разработан весной 1945 года главной ставкой. В нем предусматривались упорное сопротивление японских частей действиям Красной Армии в пограничных районах, необходимость задержать советские войска по линии хребет Ляолинь – Бэйаньчжень – Мэгень и по восточным отрогам хребта Большой Хинган до Кайла и Жэхе». Но все было тщетно.



Маньчжурская операция недаром нередко характеризовалась советским командованием как «Стратегические клещи», а на Западе - как «Августовская буря», или «Августовский шторм». Внезапность, широта и стремительность наступления советских войск были ошеломляющими. По замыслу операция была проста, но по масштабу грандиозна: окружение противника на огромнейшей территории. Расчет, по опыту войны с Германией, делался на быстрый обход укрепленных районов японцев танковыми и механизированными частями с последующим блокированием их пехотой. Главные силы не ввязывались в затяжные бои по ликвидации вражеских группировок в укрепленных районах. Они обходили их и продвигались дальше в заданных направлениях. Окруженные гарнизоны принуждались к капитуляции или уничтожались войсками второго эшелона.

Не обходилось и без новых трудностей. Быстро выяснилось, что командирам крайне сложно ориентироваться на незнакомой местности. Предоставленные китайцами крупномасштабные карты слабо отражали географическую реальность. Не лучше были и трофейные японские карты. Немного выручали даже не карты, а своего рода планы, изготовленные советской картографической службой. Кроме того, противник активно дезориентировал советские подразделения в пространстве, увлекая их в гиблые места, подводя к отравленным колодцам.

А вода в полосе наступления Забайкальского фронта была едва ли не самым ценным ресурсом. Командующий 39-й армией генерал-полковник Иван Ильич Людников вспоминал: «Войска шли вперед, рассеивая небольшие группы японцев, прикрывающие ущелья и перевалы. Температура днем достигала 35 градусов. Нередки были случаи тепловых ударов у красноармейцев. Воды не хватало. Дорог был каждый глоток живительной влаги. Но солдаты знали: чем чаще хватаешься за флягу, тем сильнее жажда. И они терпели, не пили. А машины не выдерживали – в радиаторах бурлил кипяток, перегревались моторы. Поэтому запас воды предназначался в первую очередь для техники».

10 августа в войну вступила Монгольская Народная Республика. В тот день Малый Хурал и правительство МНР выпустили декларацию, в которой объявили «священную войну против Японии на стороне Объединенных Наций» и полностью присоединились «к заявлению Советского правительства, объявленному 8 августа сего года в Москве». Василевский рассказывал: «Во фронте Малиновского Монгольская народно-революционная армия маршала Хорлогийна Чойбалсана наносила удар от Сайн-Шанда в пустыне Гоби по войскам князя Де Вана и Суйюаньской армейской группы в направлении Калгана (Чжанцзякоу); смешанная советско-монгольская конно-механизированная группа генерал-полковника Плиева – из Северной Гоби в направлении города Долоннор (Долунь); 17-я армия генерал-лейтенанта А.И. Данилова – от Югодзирь-Хида на Чифын, с целью разгрома войск левого крыла 44-й японской армии.

На фоне столь стремительного наступления советских войск на Военном совете в Токио споры продолжились. В результате обсуждений Хирохито утвердил решение: японское правительство должно - через своих посредников в Берне и Стокгольме - обратиться к правительству США, а также к правительствам Великобритании, СССР и Китая с заявлением, в котором выражалась готовность принять условия Потсдамской декларации. Но при условии: сохранение института и полномочий императорской власти.

Заявление правительства Японии 10 августа было передано Малику, который еще оставался в японской столице. При этом у советского посла, сообщало ТАСС, «состоялась встреча с японским министром иностранных дел г-ном Того», который сделал заявление: «Японское правительство готово принять условия Декларации от 26 июля сего года, к которым присоединилось и Советское правительство. Японское правительство понимает, что Декларация не содержит требований, ущемляющих прерогативы императора как суверенного правителя Японии. Японское правительство просит определенного уведомления по этому поводу». Г-н Того также сообщил, что аналогичное заявление передано правительствам Соединенных Штатов Америки, Англии и Китая через Швецию».

В заявлении японского правительства вина за войну возлагалась на весь мир, кроме самой Японии. Дословно: «Повинуясь милостивому повелению Его Величества Императора, который в своем постоянном стремлении к укреплению дела мира во всем мире искренне желает добиться скорейшего окончания военных действий с целью избавления человечества от бедствий, налагаемых на него дальнейшим продолжением войны, японское правительство несколько недель тому назад обратилось к советскому правительству, с которым в то время поддерживались нейтральные отношения, с просьбой оказать добрую помощь в восстановлении мира между вражескими державами.

К сожалению, эти усилия в интересах мира оказались безуспешными, и японское правительство в соответствии с августейшей волей Его Величества восстановить всеобщий мир, стремясь как можно быстрее положить конец неописуемым страданиям, вызываемым войной, пришло к нижеследующему решению:

Японское правительство готово принять условия, перечисленные в Совместной декларации, которая была опубликована в Потсдаме 26 июля 1945 года главами правительств Соединенных Штатов, Великобритании и Китая и к которой позднее присоединилось Советское правительство, на том условии, что упомянутая декларация не будет содержать в себе каких-либо требований, ущемляющих прерогативы Его Величества как суверенного правителя.

Японское правительство искренне надеется, что эта оговорка будет принята, и страстно желает, чтобы ясное разъяснение по этому вопросу последовало бы как можно скорее». Это мало походило на безоговорочную капитуляцию, которой требовали союзники.



Сталин получил японское послание перед тем, как в очередной – 8-й (!) раз встретиться с Сун Цзывэнем. Глава советского правительства начал с радостного заявления:

- Япония заявила, что она капитулирует.

Сун был не менее рад известию:

- Это произошло благодаря Советскому Союзу.

- Япония собирается капитулировать в результате соединенных усилий всех союзников, - поскромничал Сталин. – Япония хочет капитулировать с оговоркой, в то время как нам нужна ее безоговорочная капитуляция.

- Японцы поступают так, стремясь «сохранить лицо», - со знанием дела, то есть восточного менталитета заметил Сун.

Сталин вернул на землю:

- Пора уже подписывать соглашения.

- Китайская сторона стремится к этому и хотела бы подписать договор и соглашения до капитуляции Японии, ибо в этом случае эти соглашения было бы легче представить и объяснить китайскому народу. Если будет заключен мир с Японией, то китайский народ спросит, почему китайская делегация сделала столь большие уступки.

- Китайский народ поймет смысл советско-китайский соглашений, так как ему нравится союз с Россией, - уверил Сталин.

- Китайская делегация сделала много уступок – по вопросу о МНР, о Порт-Артуре и так далее.

- О МНР говорить не стоит, так как Монголия давно уже потеряна для Китая, - напомнил Сталин.

- Внешняя Монголия составляет 1/7 часть китайской территории.

- Внешняя Монголия представляет собой пустыню.

Перешли к другим вопросам.

- Если в муниципалитет Дайрена будут допущены русские, то город примет таким образом характер полуиностранного города.

Сталин посоветовался с Молотовым и произнес:

- Советская сторона может согласиться с тем, чтобы весь муниципалитет Дайрена состоял бы полностью из китайцев, но начальником порта должен быть обязательно гражданин СССР.

При этом Сталин предложил свою редакцию пунктов, касающихся Синьцзяна и оказания помощи Национальному правительству.

- Синьцзян – китайская провинция, и китайцы могут делать там все, что они хотят. Советский Союз не намерен вмешиваться во внутренние дела провинции.

Сун предложил выкинуть из сталинского проекта фразу о «национальном единстве и демократизации», что имело непосредственное отношение к КПК.

И здесь Сталин сделал важное и недвусмысленное заявление, которое гоминьдановская сторона если не пропустила мимо ушей, то проигнорировала.

- Если и впредь войска, подчиненные Национальному правительству, будут нападать на китайских коммунистов, то едва ли китайское правительство сможет надеяться на нашу поддержку, ибо оказать эту поддержку в этом случае будет трудно. Мы не хотим вмешиваться, но в случае столкновения между войсками коммунистов и войсками центрального правительства Советскому Союзу будет весьма трудно морально поддерживать Национальное правительство.

Ван настаивает:

- Включать эту фразу весьма нежелательно, ибо создается впечатление, что внутренний вопрос Китая оказывается объектом международного соглашения.

- Настаиваю на том, чтобы последнюю фразу исключить, - поддержал коллегу Сун. Свобода рук в отношении компартии после войны Гоминьдану была крайне необходима.

- Китайская делегация боится демократизации, - констатировал Сталин, соглашаясь снять фразу. – Советская сторона делает много уступок и, по-видимому, китайские коммунисты будут ругать советское правительство за то, что оно соглашается принять пункты, касающиеся поддержки Национального правительства.

- Центральное правительство искренне стремится сотрудничать с коммунистами и не хочет гражданской войны, - уверил Сун.

- Гоминьдановские войска недавно хотели начать войну, - отрезал Сталин.

- Это неверно. Было бы глупо, чтобы Центральное правительство сейчас начало военные действия против коммунистов. Первыми напали коммунистические войска, и коммунисты раздули этот конфликт. Коммунисты едва хотели бы, чтобы обсуждаемые нами договор и соглашения были подписаны.

- Если это было бы так, то это было бы весьма печально.

После этого Сун сразу поднял вопрос о том, как скоро советские войска уберутся из Маньчжурии.

- Три месяца являются максимальным сроком для завершения вывода войск, - заверил Сталин.

Сун просил оформить это обязательство отдельным письмом. Затем китайцы вновь подняли вопрос о границах Монголии, предлагая вновь обратиться к старым картам. На что Молотов заметил:

- Вопрос о границах нельзя решать без участия самих монголов.

- Монголы будут решительно протестовать против изменения границы их государства, - поддержал Сталин своего заместителя. – Монгольский народ стремится к объединению, а мы здесь хотим урезать даже существующую границу монгольского государства.



Нота, аналогичная той, что получил Малик в Токио, через правительство Швейцарии пришла в США утром по вашингтонскому времени. Трумэн так запомнил суть послания: «Японское правительств готово принять условия, перечисленные в совместной декларации, которая была издана в Потсдаме 26 июля 1945 года главами правительств Соединенных Штатов, Великобритании и Китая, к которой позже присоединилось советское правительство, с пониманием, что названная декларация не содержит никакого требования, которые посягают на прерогативы Его Величества как суверенного правителя».

Получив это сообщение, Трумэн немедленно вызвал к себе госсекретаря Бирнса, военного министра Стимсона, министра военно-морского флота Форрестола и адмирала Леги. Обсуждение в Белом доме было бурным. Бирнс продолжал настаивать на безоговорочной капитуляции. Стимсон возражал: только авторитет императора может убедить японские вооруженные силы капитулировать. Это избавит американцев от кровопролитных сражений и оставит меньше времени советским армиям для занятия все новых территорий.

В итоге было решено принять предложение о сохранении института императорской власти как национального символа, но передать реальное управление страной генералу Макартуру, назначаемому Верховным Главнокомандующим сил союзников в Японии.

Императору предписывалось обеспечить безоговорочную капитуляцию японских вооруженных сил. После этого Вашингтон срочно запросил мнение союзников по поводу предлагаемого ответа японцам. Трумэн на заседании кабинета также прямо заявил о твердом желании вообще «обойтись без русских» в японских делах.

Лондон и Чунцин ответили немедленным согласием, но в Москве произошла заминка.