Разгромить Японию

Наступление советских войск развивалось успешно. На четвертый день Маньчжурской стратегической наступательной операции соединения 6-й гвардейской танковой армии генерал-полковника Кравченко уже преодолели считавшийся неприступным Большой Хинган и вырвались на Маньчжурскую равнину, глубоко вклиниваясь в тыл Квантунской группировки войск и упредив выход ее основных сил к этому горному хребту. К вечеру 12 августа танкисты Кравченко устремились к ключевым центрам Маньчжурии – Чанчуню и Мукдену (Шэньяну).

Заместитель Антонова генерал-полковник Штеменко имел все основания констатировать: «Уже 12 августа главные силы механизированных корпусов 6-й гвардейской танковой армии перевалили через Большой Хинган и вырвались на Маньчжурскую равнину. Важнейший естественный рубеж, где японцы могли оказать упорное сопротивление, остался позади. Предстояло продолжать движение на тех же скоростях к центру Маньчжурии, к «объекту № 1», как тогда называли Мукден». За танкистами последовали и другие части.

Советские войска продолжали демонстрировать образцы мужества и стойкости, о чем свидетельствовали боевые донесения. «Если бы раньше мне сказал кто-либо, - сообщал командир 1136-го стрелкового полка 338-й стрелковой дивизии 39-й армии полковник Г.Г. Савокин, - что мой полк пройдет по горам и ущельям со скоростью марша до 65 км в сутки, с ограниченным запасом воды и с такой нагрузкой, я бы ни за что не поверил. Великий Суворов был мастером больших переходов, но он водил натренированных солдат, служивших 20-25 лет, а у меня в полку была молодежь 1927 года рождения. Так идти, как мы идем, могут только люди, обладающие высоким моральным духом».

А вот что говорилось в донесении о действиях войск 53-й армии: «Точно в установленный срок части и соединения армии подошли к Большому Хингану и тут же по горным верблюжьим тропам, по совершенно не известной местности, где никогда не проходили войска, начали форсировать его, не имея при этом ни точных географических карт этого района, ни проводников. Путь пришлось прокладывать через горы и заболоченные узкие долины. Потребовались огромные усилия, люди по несколько суток работали без сна и отдыха на устройстве дорог, проходов, взрывали скалы, засыпали овраги, на себе тащили через горы, по болотам и пескам машины, пушки, повозки, на руках переносили боеприпасы».

Войска генерал-полковника Плиева решали важную задачу – «упредить противника в захвате важнейших пунктов Большого Хингана в полосе наступления конно-механизированной группы…

Утро 12 августа было обычным. Из-за Хингана неторопливо выкатывалось солнце, похожее на огненный шаг. С его появлением обитатели пустыни стараются держаться ближе к своим норам и пристанищам, сухостойные кустарники и травы сжимаются. Все вокруг затихает… Неожиданно подул резкий, каленый ветер.

- Песчаная буря! – крикнул кто-то.

Действительно, по лицу и рукам начали хлестать колючие, как крапива, песчинки. Еще мгновение – и все вокруг заволокло вздыбленной песчаной завесой. Ни вдохнуть полной грудью, ни глотнуть воды…

Буря стихла столь же неожиданно, как и началась. С трудом скинув бурку, я расправил омертвевшие мышцы, потянулся и… замер от изумления. Пустыня преобразилась. Редкая и приземистая растительность исчезла. Вокруг лежал бескрайнее море барханов – и ни одной живой души… Но вот рядом что-то зашевелилось, и из-под осыпавшегося песка показалась плащ-палатка… В следующий момент пески заколыхались, и, словно по мановению какой-то таинственной силы, барханы на глазах преобразились в воинов. И будто ничего не было. Снова гнетущая неподвижность раскаленного воздуха.

Все тропы, колонные пути через трудные участки, колодцы, которые мы начали рыть, - все оказалось засыпано песком. Но войска возобновили наступление и с еще большим упорством пробивались вперед».

Успешно развивались военные действия и на других фронтах. Началось мощное наступление в Северной Корее. «Основную задачу решила 25-я армия при взаимодействии с Тихоокеанским флотом, - писал Василевский. - 12 августа они овладели городами Северной Кореи Юки и Расин (Наджин). С выходом советских войск к Сейсину (Чхонджину) полностью нарушилась оборона Квантунской армии на приморском направлении. Были также осуществлены морские и воздушные десанты в ряде портов и городов Северной Кореи».

Ну а в Москве с утра готовились к большому спортивному параду на Красной площади. Здесь произойдет почти историческое событие: впервые представители «капиталистического» государства поднимутся на трибуну Мавзолея Владимира Ильича Ленина.

Эйзенхауэр не скроет, что на него все действо произведет сильное впечатление: «Здесь находились только специально приглашенные гости правительства и участники спортивного парада. В отношении определения числа последних мнения расходились между двадцатью и пятьюдесятью тысячами. По моим подсчетам, первая цифра была ближе к истине.

Зрители размещались на площадках без каких-либо сидений. Каждый должен был стоять. Как только мы заняли секцию, предназначенную для американского посла и прибывших с ним лиц, к нам подошел генерал Антонов, чтобы сообщить, что генералиссимус Сталин приглашает меня к себе на трибуну Мавзолея, если, конечно, я пожелаю. Поскольку я был вместе с американским послом, престиж которого как представителя президента имел важное значение, то у меня появились сомнения, уместно ли мне оставить посла, чтобы самому идти к генералиссимусу… Однако он избавил меня от дальнейшего замешательства, сообщив остальную часть приглашения Сталина, которая гласила:

- Генералиссимус говорит, что если захотите подняться на трибуну Мавзолея к нему, то он приглашает еще двух ваших коллег.

Я обернулся к послу, чтобы быстро с ним посоветоваться. Он сказал, что приглашение беспрецедентное, насколько ему известно, никогда еще ни одного иностранца не приглашали на трибуну Мавзолея Ленина. Поэтому, понимая, что этим приглашением нам оказана особая честь, я быстро ответил генералу Антонову, что очень рад приглашению и что я хотел бы, чтобы вместе со мной пошли посол и глава американской военной миссии в Москве генерал-майор Джон Дин. Я считал, что если уж речь идет о каком-то местном престиже, то для посла и его помощника это было бы наиболее полезным.

Пять часов стояли мы на трибуне Мавзолея, пока продолжалось спортивное представление. Никто из нас никогда не видел даже отдаленно похожего на это зрелище. Спортсмены-исполнители были одеты в яркие костюмы, и тысячи этих людей исполняли движения в едином ритме. Народные танцы, акробатические номера и гимнастические упражнения исполнялись с безупречной точностью и, очевидно, с огромнейшим энтузиазмом. Оркестр, как утверждали, состоял из тысячи музыкантов и непрерывно играл в течение всего пятичасового представления.

Генералиссимус не обнаруживал никаких признаков усталости. Наоборот, казалось, он наслаждался каждой минутой представления. Он пригласил меня встать рядом с ним, и с помощью переводчика мы разговаривали с перерывами в течение всего спортивного представления.

Сталин проявил большой интерес к промышленным, научным и экономическим достижениям Америки. Он несколько раз повторял, что для России и США важно оставаться друзьями.

- Имеется много направлений, - сказал он, - по которым мы нуждаемся в американской помощи. Наша огромная задача заключается в том, чтобы поднять уровень жизни русского народа, серьезно пострадавшего от войны. Мы должны узнать все о ваших научных достижениях в сельском хозяйстве. Мы должны также воспользоваться вашими специалистами, чтобы они помогли нам решить наши проблемы в области машиностроения и строительства. Мы знаем, что мы отстаем в этих вопросах, и знаем, что вы можете помочь нам.

Затем генералиссимус перевел разговор на тему о Контрольном совете и заметил, что эта работа важна не только в силу специфичности задач, но и потому, что она помогает выяснить, могут ли великие державы, победители в войне, продолжать успешно сотрудничать при решении проблем мирного времени».

Так они и остались стоять на фотографиях, которые были напечатаны на первых полосах всех советских газет, – Гарриман рядом с Молотовым по левую руку от Сталина, а Эйзенхауэр – по правую, рядом с Жуковым.

После спортивного парада Жуков и Эйзенхауэр двинулись дальше по насыщенной программе визита.

А Молотов отправился на очередной раунд переговоров с Сун Цзывэнем. Продолжали утрясать детали договора. Сун позволил себе редкую откровенность, признавшись, в чем заключалась одна из причин неуступчивости китайской стороны: нежелание создавать прецедент каких-либо территориальных уступок в преддверии предстоявших переговоров о судьбе британских колоний на территории Китая. Это «необходимо для того, чтобы вести борьбу за возвращение Коулуна, а возможно и Гонконга».

- Что будет записано в соглашениях с Советским Союзом, будет являться максимумом того, чего мы сможем добиться от англичан, - подтвердил Ван Шицзе.

Сун попросил организовать новую встречу со Сталиным.



12 августа в Токио поступил ответ, отправленный от имени союзных держав Государственным департаментом США, где говорилось, что «на момент капитуляции власть императора и японского правительства в отношении управления государством будет подчинена Верховному командующему Союзных Держав» и что «форма правительства Японии в конечном счете будет в соответствии с Потсдамской декларацией установлена свободно выраженной волей японского народа».

Как этот ответ восприняли в Токио? Александр Ландау пишет: «Американцы уже давно пришли к выводу о том, что фигура императора не стоит крови американских и британских солдат и офицеров, которая прольется в уличных боях с фанатичными защитниками трона и религии синто. Разумеется, Хирохито, обладавший тогда вполне реальной властью, являлся военным преступником. Он лично одобрял документы, на основании которых генералы отдавали приказы о массовых репрессиях на покоренных землях. Он награждал чинами и орденами командующих, отдававших и исполнявших эти людоедские приказы. Однако ради сохранения спокойствия в побежденной стране и предотвращения ненужных жертв среди своих военнослужащих США были готовы пойти на эту единственную уступку японскому национализму. Они заявили еще в 1944, что готовы исключить императора из списка военных преступников, оставить ему титул и трон, отстранив от всякой политической деятельности. Союзники Америки не стали настаивать на изменении этого пункта. Выдвинутое руководством Японии условие оказалось вполне приемлемым для победителей, зато японцам оно позволило не считать свою капитуляцию безоговорочной – хотя бы одно условие они все же поставили и добились своего».

В министерстве иностранных дел Японии при переводе текста для правительства были несколько смещены и смягчены акценты в ключевом вопросе - об императоре. Было записано, что «власть императора и японского правительства будет ограничена Союзными Державами», а не подчинена им, как в оригинале. Даже в таком виде ответ вызвал недовольство многих членов правительства. Против того, чтобы принять американские условия, были Хиранума и Судзуки. Военный министр Анами предлагал готовиться к «еще одному сражению».

Потенциал для этого сохранялся. Японская армия продолжала отчаянно сражаться на всех фронтах. В представленном генералу Маршаллу 12 августа прогнозе американской армейской разведки говорилось: «Многочисленные, высокодисциплинированные и хорошо вооруженные сухопутные силы Японии, еще не знавшие поражений, способны оказать упорное фанатическое сопротивление наземным действиям союзников на всей территории и нанести им тяжелые потери. Атомные бомбы могут не дать решающего эффекта в течение ближайших 30 дней».



Ну а Трумэн в тот день поставил в известность Сталина: «В соответствии с посланием, датированным 11 августа, адресованным Соединенными Штатами Швейцарскому Правительству для передачи Японскому Правительству в ответ на ноту, полученную от Швейцарского Правительства 10 августа 1945 г., я предлагаю, чтобы генерал армии Дуглас Макартур был назначен Верховным командующим, представляющим союзные державы, для приятия, координации и проведения общей капитуляции японских вооруженных сил.

Если Вы уведомите меня о назначении офицера, который по Вашему желанию действовал бы в качестве Вашего представителя, то я дам указание генералу Макартуру провести необходимую подготовку для принятия Вашего представителя на месте и ко времени подписания капитуляции.

Предполагается также, что генерал Макартур даст японской императорской штаб-квартире указание о том, чтобы японские вооруженные силы в вашем районе операций безоговорочно капитулировали перед Советским Главнокомандующим на Дальнем Востоке или его подчиненными командующими».

Сталин немедленно ответил: «Советское Правительство согласно с Вашим предложением. Также согласно с предложенной Вами процедурой, предусматривающей, что генерал Макартур даст японской императорской штаб-квартире указание о безоговорочной капитуляции японских войск и перед Советским Главнокомандующим на Дальнем Востоке. Представителем Советского Военного Главнокомандования назначен генерал-лейтенант Деревянко, которому и даны все необходимые инструкции».

Это было недвусмысленной демонстрацией недовольства американским руководством.

Не захотели маршала Василевского, получите генерал-лейтенанта.