Разгромить Японию

Сталин в очередной раз встречался с гоминьдановской делегацией. Девятый раз, по моим подсчетам. Сун неожиданно начал с приятного:

- Чан Кайши согласен на признание независимости Монгольской Народной Республики в пределах существующих границ.

Сталин предложил, чтобы Заявление о признании независимости МНР вступило в силу после ратификации Договора о дружбе. Затем опять споры о том, кто будет назначать начальников железных дорог и портов. Компромисс находят на паритете китайского и советского представительства в руководящих органах.

Возникла и еще одна непростая проблема. Молотов поднял вопрос о том, кто будет оплачивать пребывание советских войск в Маньчжурии?

- Китай уже воюет 8 лет, страна разорена и китайскому правительству трудно будет содержать советские войска, - уверял Сун.

- Во всех странах, куда бы ни вступали советские войска, они снабжались за счет этой страны, - заметил Сталин.

- В Китае снабжения и питания не хватает даже китайской армии, и, например, американцы все оплачивают и, больше того, помогают Китаю по ленд-лизу.

- Соединенные Штаты – очень богатая страна. Советское командование в Маньчжурии столкнется с трудностями, связанными с тем, что у него не будет валюты, которая имела бы хождение в Маньчжурии…

Китайская сторона обещала подумать.

Времени для раздумий оставалось все меньше – советские войска все дальше продвигались по территории Китая, громя отчаянно сопротивлявшиеся японские армии.



Весь день 13 августа передовая механизированная группа генерал-полковника Плиева успешно развивала наступление. «В скоротечных боях на перевалах Тухум-ордо-даба, Сэрэбейн-даба и в горном дефиле были разгромлены боевые заслоны японцев…

На Калганском направлении наши войска достигли района дислокации основной группировки князя Дэвана… Противник не оказывал достаточно серьезного сопротивления и после коротких схваток продолжал отходить в глубь страны.

Такие острожные и, я бы сказал, робкие действия основной группировки князя Дэвана, прикрывающей столицу Внутренней Монголии город Калган, объяснялись тем, что стремительно наступающие главные силы конно-механизированной группы висели над флангом и тылом вражеских войск, как дамоклов меч. Перспектива борьбы в таких условиях с могучим и прославленным противником не устраивала князя…

Ошеломленные внезапной атакой, дэвановцы оказались смятыми и, неся большие потери, в беспорядке начали отходить по тракту в сторону Калгана… На марше ее настигла и основательно потрепала наша авиация.

Корзун спокойно наблюдал за приближавшейся дэвановской конницей. Он получил приказ атаковать противника и успел продумать план боя… Внезапно налетели наши истребители и обрушили на передовые части армии князя Дэвана мощные огневые удары. Рев моторов наводил ужас на людей и лошадей. Плотная конная масса металась из стороны в сторону, еще больше сбиваясь и уплотняя строй. Обезумевшие кони шарахались, сбрасывали седоков и уносили в степь тех, кто чудом удержался в седле.

Самолеты разметали основную массу дэвановцев. Лишь небольшой части конницы удалось отделиться. Она пыталась спастись бегством в сторону Долоннора.

Корзун приказал батареям нанести по беглецам удар. Одновременно наперерез им устремились наши танки и кавалерия… Пленные – в основном представители племени чахар – смотрели на наших офицеров со сложным чувством внутреннего напряжения, любопытства и страха».

Генерал-полковников Людников рассказывал: «Преодоление Большого Хингана для некоторых частей и соединений армии не обошлось без неприятных приключений. Так, в лабиринте гор запуталась и зашла в тупик дивизия генерала Л.Г. Басанца. Обнаружил ее офицер штаба армии майор Ковалев, совершив полет над горами на По-2. Прошло немало времени, прежде чем дивизия вышла на нужный маршрут.

В течение 12-14 августа японцы предприняли ряд контратак в районах Линьси, Солунь, Ванемяо, Бухеду, но в ответ получили сильные удары. Части 39-й армии заняли города Улан-Хото и Солунь, после чего устремились на Чанчунь».



Сталин пребывал в благодушном настроении. Именно 13 августа были приняты решения о начале возвращения из Советского Союза военнопленных. Вышло совершенно секретное постановление ГКО № 9843сс, которое гласило: «Обязать НКВД СССР освободить и отправить на родину военнопленных рядового и унтер-офицерского состава из числа находящихся в СССР в районах бывших фронтов, всего в количестве 708 тыс. человек, в том числе:

а) всех военнопленных следующих национальностей: поляков 19 800, чехословаков (чехов, словаков, русинов) – 32 600 чел., югославов (сербов, хорватов, боснийцев, словенцев) – 9500, итальянцев – 19 640, бельгийцев – 1800, голландцев – 1300, люксембуржцев – 720, датчан – 230, болгар – 280, американцев – 40, шведов – 31, швейцарцев – 24, греков – 20, англичан – 15;

б) венгров – 150 000, румын – 30 000, австрийцев – 30 000, в том числе всех инвалидов, больных и других нетрудоспособных;

в) немцев инвалидов и других нетрудоспособных – 412 000.

Не подлежат освобождению и отправлению на родину служившие в войсках «СС», «СД», «СА», гестаповцы и все выявленные участники зверств.

2. Передачу освобождаемых военнопленных итальянцев, норвежцев, датчан, американцев, англичан, шведов, греков, бельгийцев, голландцев, люксембуржцев и швейцарцев произвести через уполномоченного по репатриации при СНК СССР.

3. Обязать НКПС (т. Ковалева), НКО (т. Хрулева и Дмитриева) обеспечить до 15 октября с. г. вывоз эшелонами всех возвращаемых на родину военнопленных по заявкам НКВД СССР. Для вывоза госпитальных больных сформировать санлетучки».

Всего в 1941-1945 годах были взяты в плен 2 733 739 военнослужащих вермахта, из них в плену умерли 381 067. В первую очередь, как мы видим, отсылались партии военнопленных австрийцев, румын, венгров, чехов и только потом – немцев. Таким образом, в первые послевоенные годы основной контингент военнопленных, продолжавших трудиться над восстановлением разрушенного в СССР хозяйства, состоял главным образом из немцев. Отправка военнослужащих из СССР, начавшаяся 13 августа 1945 года, продолжалась до 1956 года.



Эйзенхауэр продолжал свой визит в нашу страну. Одним из наиболее запомнившихся всей американской делегации событий стало посещение ими футбольного матча. Когда вместе с Жуковым Айк появился на стадионе «Динамо», вспоминал Гарриман, «раздался такой гул приветствий, какого я не слышал еще никогда в жизни».

Эйзенхауэр рассказывал: «За те немногие дни, что мы провели в Москве, мы побывали на футбольном матче, где присутствовало 80 тысяч заядлых болельщиков; осмотрели Московский метрополитен, которым русские очень гордятся, и посетили художественную галерею. Мы провели полдня на авиационном заводе, выпускающем штурмовики, и целый день - в совхозе и колхозе. Повсюду мы видели свидетельства простой и искренней преданности родине - патриотизм, который обычно выражался словами: "Это все для матери-Родины"…

Вершиной всех событий, связанных с нашим пребыванием в Москве, стал обед в Кремле. В сверкающем огнями зале находилось множество маршалов Красной Армии и ряд работников Министерства иностранных дел, которые выполняли роль переводчиков. Из моей группы здесь присутствовали офицеры, а также посол и генерал Дин. Было провозглашено множество тостов, и каждый из них отражал дух сотрудничества и совместной работы, какая постепенно сложилась в ходе войны. После обеда состоялся просмотр фильма, посвященного операциям русских по взятию Берлина. Как объяснил мне переводчик, в Берлинском сражении участвовали двадцать две дивизии и огромное количество артиллерии. Я заинтересовался фильмом, и генералиссимус с готовностью заметил, что даст мне копию фильма. Я сказал, что хотелось бы иметь также и его фотографию, и он ничего этого не забыл».

Проявлением уникального внимания к генералу стало и то, что Сталин извинился перед Эйзенхауэром за то, что он вводил его в заблуждение в апреле 1945 года, когда убеждал американское командование, что главным направлением удара являлся не Берлин, а Дрезден, а потом обижался на Маршалла за его дезинформацию. В изложении Эйзенхауэра это звучало так: «Он просил меня передать генералу Маршаллу выражение его сожаления по поводу той, как генералиссимус выразился, личной грубости, допущенной им во время войны. Он сказал, что однажды получил от генерала Маршалла информацию о противнике, которая оказалась ложной и вызвала некоторую путаницу. В раздражении, сказал генералиссимус, он направил Маршаллу резкую радиограмму, но позднее сожалел об этом, так как был уверен, что Маршалл действовал из лучших побуждений. Сталин искренне просил меня передать начальнику штаба армии США его извинения».

Жуков вспоминал, что Эйзенхауэр тоже каялся, сказав:

«- К сожалению, мне дали понять, чтобы я ограничил свои информационные сообщения советскому Верховному командованию…

И.В. Сталин много говорил с Э. Эйзенхауэром о боевых действиях советских войск и войск союзников против фашистской Германии и Японии… Эйзенхауэр не раз повторял:

- Всю гитлеровскую шайку надо всенародно повесить и достойно наказать фашистов, проявлявших зверское отношение к людям».

Эйзенхауэр произвел на Сталина сильное впечатление. Через несколько дней – уже в Берлине – Эйзенхауэр получил от Сталина полную копию фильма, который они смотрели в Кремле, и его фотографию с дарственной надписью: «Знаменитому стратегу, генералу Эйзенхауэру с самыми лучшими пожеланиями". Вскоре Сталин сказал Гарриману:

- Генерал Эйзенхауэр – великий человек, и не только из-за военных свершений, но и как гуманный, дружелюбный, добрый и искренний человек. Он не грубиян, как большинство военных.

Сталин, в свою очередь, тоже произвел большое впечатление на Эйзенхауэра, который сказал корреспонденту «Нью-Йорк таймс», что советский лидер был «милостив и добр» и он чувствовал везде «атмосферу искреннего гостеприимства».

На пресс-конференции в Москве Эйзенхауэр заявил:

- Я не вижу в будущем ничего такого, что помешало бы России и Соединенным Штатам стать близкими друзьями.

Однако на уточняющий и развернутый вопрос американского журналиста, о том насколько реалистична такая оценка, Эйзенхауэр ответил уже куда более осторожно:

- До использования атомной бомбы я бы ответил «да», я уверен, что мы сможем сохранить мир с Россией. Теперь я не знаю. Я надеялся, что в этой войне атомная бомба не будет использована… Люди повсюду испуганы и обеспокоены. Никто не чувствует себя в безопасности.