Несмотря на полученное от Трумэна послание с фактическим запретом советским войскам появляться на Хоккайдо, Сталин пока не нажимал на тормоза. Девятнадцатым августа датируется приказ Василевского: «Исходя из задач, поставленных перед советскими войсками на Дальнем Востоке, приказываю: Первому Дальневосточному фронту в период с 19 августа по 1 сентября оккупировать половину острова Хоккайдо к северу от линии, идущей от города Кусиро до города Румои, и острова южной части Курильской гряды. Для этой цели при помощи судов ТОФ и частей морского флота в период с 19 августа по 1 сентября перебросить дивизии 87-го стрелкового корпуса. В те же сроки перебазировать на Хоккайдо и Курильские острова одну истребительную и одну бомбардировочную авиационные дивизии 9-й воздушной армии».
В дополнение к этой шифрограмме Василевский на следующий день послал вторую, где приказывал в кратчайшие сроки до конца освободить южную часть Сахалина от японских войск и сосредоточить в портах Маока и Отомари десантные части и боевую технику. Не позднее 21 августа приступить к погрузке 87-го стрелкового корпуса с техническими войсками.
В тот день из Харбина на командный пункт 1-го Дальневосточного фронта был доставлен начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Хата и генерал Миякава с группой генералов и офицеров. Туда же прибыл и главнокомандующий советскими войсками на Дальнем Востоке Василевский. Встреча состоялось в домике в лесу, недалеко от границы СССР с Маньчжурией.
«Перед нами сидел бритоголовый человек с угрюмым взглядом, - рассказывал Мерецков. - Ворот его рубашки был расстегнут, как будто ему было трудно дышать. Брови временами непроизвольно дергались. Обрюзгшее лицо выражало усталость… Спокойнее держались сопровождавшие его офицеры… Когда они обращались к советским офицерам, сквозь их зубы слышалось легкое шипение: так изображается у японцев особая степень почтительности при разговоре.
Мы предъявили Х. Хата конкретные требования, указали сборные пункты сдачи в плен, маршруты движения к ним и время. Хата согласился со всеми указаниями советского командования…
Небезынтересно отметить, что Хата попросил разрешения до вступления Красной Армии в различные города оставить у японских солдат оружие, поскольку "население там ненадежное"… Зато отношение местных жителей к советским воинам было прямо противоположным. И китайцы, и маньчжуры, и корейцы встречали наших воинов с неподдельной радостью и выражали горячее стремление оказать хоть какое-нибудь содействие».
Маршал Василевский отправил Хата к командующему Квантунской армии генералу Ямада, сопроводив его ультиматумом: "Немедленно прекратить боевые действия частей Квантунской армии повсюду, а там, где это окажется невозможным, быстро довести до сведения войск приказ о немедленном прекращении боевых действий и прекратить боевые действия не позднее 12 часов дня 20.8.45 года"».
Продолжались массированные десантные операции. На рассвете 19 августа с Забайкальского фронта в Чанчунь, где располагался штаб Квантунской армии, вылетел особо полномоченный полковник Артеменко. Ему предписывалось принять капитуляцию Чанчуньского гарнизона и других японских войск, расположенных в окрестностях города. Сопровождали полковника четыре офицера и шесть солдат, не считая воздушного эскорта истребителей. Детали у Штеменко: «Над Чанчуньским центральным аэродромом, где располагалось около трехсот самолетов противника, они появились неожиданно. Сделали несколько кругов и пошли на посадку. Советские самолеты заняли взлетную дорожку и некоторое время держали аэродром под прицелом своего оружия. Лишь убедившись, что обстановка не является угрожающей, Артеменко дал условленный сигнал на вылет в Чанчунь десанта, а сам отправился к командующему Квантунской армии.
В кабинете Ямада шло какое-то совещание. Советский офицер прервал его и вручил японцам требование о немедленной и безоговорочной капитуляции. Командующий молчал. Дар речи вернулся к нему только с появлением над городом наших десантных самолетов и бомбардировщиков. Тут Ямада сделал попытки оговорить какие-то свои условия… Артеменко наотрез отверг их и решительно потребовал немедленной капитуляции. Командующий первым снял шпагу и вручил ее особоуполномоченному, признавая себя пленником Советской Армии. Вслед за ним то же самое проделали и другие японские генералы, находившиеся в кабинете.