Часть 2. Потсдамская конференция

22-го было воскресенье. Но заседания решили не прерывать.

Стимсон записал в дневнике: «Черчилль прочитал доклад Гровса полностью и рассказал мне о вчерашней встрече большой тройки. По тому, как Трумэн энергично и решительно противился нажиму русских и отвергал их требования, он понял, что тот вдохновлен каким-то событием.

- Теперь я знаю, что с ним произошло, - сказал он. – Вчера я не мог понять, в чем дело. Когда он пришел на конференцию после прочтения доклада, это был другой человек. Он твердо заявил русским, на что он согласен, а на что нет, и вообще господствовал на этом заседании.

Черчилль добавил, что ему понятны причины такого оживления Трумэна и он сам теперь испытывает то же».

Премьер действительно был в восторге. «Теперь мы можем сказать: если вы будете продолжать делать то или это, мы сможем стереть Москву, затем Сталинград, затем Киев, затем Куйбышев, Харьков, Севастополь и так далее, и так далее». Иден подтвердил, что в тот момент они совместно твердо решили «сбросить атомную бомбу на Японию, если она не примет безоговорочную капитуляцию».

Настроение в зале заседаний тоже заметно изменилось. Помощник военного министра Джон Макклой записал в дневнике: «Трумэн и Черчилль вели себя, как мальчишки со спрятанным у них большим красным яблоком». На перемену в поведении Трумэна обратил внимание и другой участник американской делегации Роберт Мерфи: «Теперь он стал говорить с русскими смело, в яркой и решительной манере, где им надо начинать и где продолжать, и вообще чувствовал себя хозяином положения».

Шестое заседание в 17.00 началось с весьма примирительно заявления Сталина:

- Сегодня советские войска начали отход в Австрии, им придется отойти в некоторых районах на 100 километров. Отход будет закончен 24 июля. В Вену уже вступили передовые отряды союзных войск.

Дежурная благодарность лидеров.

Резкий выпад Черчилля против продвижения на запад польской границы:

- Это не пойдет на благо Польше – иметь такую территорию. Это приведет к подрыву экономического положения Германии и возложит чрезвычайное бремя на оккупирующие державы в отношении снабжения западной части Германии продовольствием и топливом. У нас имеются, кроме того, некоторые сомнения морального порядка относительно желательности такого большого перемещения населения.

Трумэн поддакивал. Вопрос заходил в тупик.

« - В Тегеране, - сказал Сталин, - Рузвельт и Черчилль хотели, чтобы граница шла вдоль реки Одер и до того пункта, где в нее впадает Восточная Нейсе, а я настаивал на линии Западной Нейсе. Кроме того, Рузвельт и Черчилль собирались оставить Штеттин и Бреслау на германской стороне. Решим этот вопрос сейчас или отложим его?

Я тем временем размышлял над этими вопросами и теперь сказал, что нам следует сейчас же пригласить поляков на конференцию. Сталин и президент согласились, и мы решили послать им приглашение», - рассказывал Черчилль.

Сталин тоже решил не отступать и выстрелил по следующему вопросу, попросив предоставить слово Молотову как крупному специалисту по проблемам опеки.

- Конференция могла бы, во-первых, обсудить вопрос о колониальных владениях Италии в Африке и на Средиземном море и, во-вторых, вопрос о территориях, которые носят мандат Лиги наций.

Молотов заявлял претензии СССР на участие в решении судеб колоний. Сам он не был сторонником такой идеи, полагая, что Советский Союз не должен уподобляться колониальным империям. Но идея нравилась Сталину, который не терял надежду получить для СССР порт на южном берегу, поэтому пришлось Молотову стать крупным специалистом. Черчилль почувствовал подвох и заявил, что это прерогатива ООН. Иден возмущался в дневнике: «Правда состоит в том, что по каждому вопросу Россия пытается захватить все, что возможно, и она использует встречу, чтобы заграбастать как можно больше». Трумэн же, не обремененный заботой о чужих колониях, согласился обсудить их будущее.

- Господин Иден, выступая в английском парламенте, заявил, что Италия потеряла навсегда свои колонии, - заговорил Сталин. – Кто это решил? Если Италия потеряла, то кто их нашел?

- Я могу на это ответить, - взорвался Черчилль. – Постоянными усилиями, большими потерями и исключительными победами британская армия одна завоевала эти колонии.

- А Берлин взяла Красная Армия.

В советской стенограмме эти слова принадлежат Сталину, в американской – Молотову. В Потсдаме согласятся рассмотреть вопрос об итальянских колониях в связи с подготовкой мирного договора с этой страной.

И вновь советский премьер просит предоставить слово своему наркому, который представил документ о советской позицией по Турции.

- На предложение турецкого правительства заключить союзный договор был дан ответ, что советское правительство не возражает против заключения такого договора на определенных условиях. Заключение союзного договора означает, что мы должны совместно защищать наши границы. Однако в некоторых частях мы считаем границу между СССР и Турцией несправедливой. Действительно, в 1921 году от Советской Армении и Советской Грузии Турцией была отторгнута территория областей Карса, Артвина, Ардогана… Чтобы заключить союзный договор, следует урегулировать вопрос об отторгнутой от Грузии и Армении территории, вернуть им эту территорию обратно. Второй важный вопрос, который мы должны урегулировать, - это вопрос о Черноморских проливах. Мы неоднократно заявляли нашим союзникам, что мы не можем считать правильной конвенцию, заключенную в Монтрё. По этой конвенции права Советского Союза в Черноморских проливах такие же, как права японского императора.

- Это очень важный документ, и он идет гораздо дальше того, о чем мы говорили раньше, - удивился Черчилль.

- Но тогда не было и речи о союзном договоре.

- Я полагаю, что все другие подписавшие конвенцию стороны также будут запрошены.

- За исключением Японии, - пояснил Молотов.

- Речь идет о русской базе в проливах, а также о том, что никто не может иметь отношение к вопросу о Дарданеллах и Босфоре и проходе через них, кроме Турции и Советского Союза, - не скрывал возмущения Черчилль. – Турция никогда не согласится на это.

- Такие договоры между Турцией и Россией существовали и раньше, - пояснил Молотов.

- По которым Россия получала укрепленную базу в проливах?

- По которым вопрос о проходе через проливы решался только Турцией и Россией. Это – договор 1805 года и Ункяр-Искелессийский договор 1833 года.

Черчилль взял время для изучения вопроса. В завершении бурной дискуссии того дня Молотов поднял вопрос об английском лагере военнопленных бандеровцев в Италии:

- Когда советский представитель посетил этот лагерь, то там оказалось 10 тысяч украинцев, из которых английское командование составило целую дивизию. Было организовано 12 полков, в том числе полк связи и саперный батальон. Офицерский состав был назначен главным образом из бывших петлюровцев, которые раньше находились на командных постах в германской армии.

Черчилль уверил, что ни о чем подобном не слышал.