Часть 2. Потсдамская конференция

Утром 23 июля Молотов встретился наедине с Бирнсом, чтобы начать обсуждение репарационного вопроса. Госсекретарь был недоволен тем, что поляки уже торговали углем, добываемым ими в советской зоне Германии.

- Хочу предложить, чтобы русские изымали репарации из своей зоны, так же как англичане, американцы и французы будут изымать репарации из своих зон.

- В этом случае Германия не будет рассматриваться как экономическое целое, - возразил Молотов.

- При решении всех других вопросов, как-то валютных и транспортных, Германия будет рассматриваться как экономическое целое.

Молотов не согласился. В тот день он председательствовал на формальной встрече министров и передал коллегам советские предложения по репарациям.

На повестке дня непростые вопросы: Турция, Кёнигсберг, Сирия и Ливан, Иран. Согласие достигли только по одному вопросу.

Вечером Молотов доложил о работе министров главам государств, которые в тот день решили один важный вопрос: о включении в состав СССР Кёнигсберга. Так возникла Калининградская область.

«На мою долю выпало устроить заключительный банкет вечером 23 июля, - помнил Черчилль. - Я решил устроить большой прием, пригласив основных командующих, так же как и делегатов. Я посадил президента по правую руку от себя, а Сталина – по левую. Произносилось много речей, и Сталин, даже не позаботившись, чтобы все официанты вышли из комнаты, предложил провести нашу следующую встречу в Токио…

Для разнообразия мы время от времени менялись местами, и президент сейчас сидел напротив меня. Я имел еще одну весьма дружескую беседу со Сталиным, который был в самом лучшем настроении и, видимо, не подозревал о той важнейшей информации относительно новой бомбы, которую сообщил мне президент. Он с энтузиазмом говорил о вступлении русских в войну против Японии и, видимо, предвидел еще много месяцев войны, которую Россия будет вести во все больших масштабах, ограничиваемых лишь пропускной способностью Транссибирской железной дороги.

Затем произошло нечто необычайное. Мой могущественный гость поднялся со своего места и с меню в руках стал обходить присутствующих и собирать у многих из них автографы. Мне никогда и в голову не приходило, что я могу его увидеть в роли любителя автографов! Когда он подошел ко мне, я написал свое имя по его просьбе, и мы, взглянув друг на друга, рассмеялись. Глаза Сталина светились весельем и добродушием…

Советские представители всегда пили на банкетах из крошечных рюмок, и Сталин никогда не изменял этому обычаю. Но сейчас мне захотелось заставить его отойти от этого обычая. Поэтому я наполнил два небольших бокала коньяком для него и для себя. Я многозначительно взглянул на него. Мы одним духом осушили бокалы и одобрительно посмотрели друг на друга. После непродолжительного молчания Сталин сказал:

- Если вы сочтете невозможным дать нам укрепленную позицию в Мраморном море, может мы могли бы иметь базу в Деде-Агаче?

На это я ответил лишь:

- Я всегда буду поддерживать стремление России иметь свободу на морях в течение всего года.

Жуков запомнил другой эпизод с этого банкета: «Трумэн предложил первый тост за Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Советского Союза И.В. Сталина. В свою очередь И.В. Сталин предложил тост за У. Черчилля… Совершенно неожиданно У. Черчилль предложил тост за меня. Мне ничего не оставалось, как предложить свой ответный тост. Благодаря У. Черчилля за проявленную ко мне любезность, я машинально назвал его «товарищем». Тут же заметил недоуменные взгляды И.В. Сталина и В.М. Молотова, у меня получилась пауза, которая, как мне показалось, длилась больше, чем следует. Импровизируя, я предложил тост за «товарищей по оружию»… На другой день, когда я был у И.В. Сталина, он и все присутствовавшие смеялись над тем, как быстро я приобрел «товарища» в лице У. Черчилля».